Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения.

    Рейтинг за работу:
    Преподаватель:
    Работа по дисциплине "философия творчества".
    " Творческая биография А. А. Блока ”
    Работу выполнил Цейко П. В.
    студент гр. 4841
    Санкт- Петербург
    2000 г.
    Оглавление
    Александр Александрович Блок…………………………………………...………. 2
    Россия А. А. Блока……………...………………………………………………………6
    Петербург в творчестве Блока...………………………………………………...10
    Тема любви у А. А. Блока……………………………………………………………14
    Блок и революция……………………………………………. ………………………17
    Список используемой литературы………………………………………………18
    Александр Александрович Блок

Отрешенный от реальной жизни лирики, целиком погрузившийся в свои смутные душевные переживания, каким Блок начал свой литературный путь, вырос в истинно великого поэта, все творчество которого овеяно историческими, социальными, житейскими бурями его грозного, переломного, революционного времени. Если сравнить юношескую лирику Блока с его зрелыми стихами, на первый взгляд может показаться даже, что перед нами два разных поэта. Вот, к примеру, характерные ранние его стихи, говорящие об интимных переживаниях уединенной души и похоже на торжественные молитвы с затемненным смыслом: Я их хранил в приделе Иоанна,

    Недвижный страж, - хранил огонь лампад.
    И вот - Она, и к Ней - моя Осанна
    Венец трудов - превыше всех наград:

Сам поэт очень верно и точно сказал о своем жизненном и творческом пути, что это был "путь среди революций". Путь этот был сложным и трудным, исполненным резких противоречий, но в конечном счете- прямым и неуклонным. И как замечательно, что родился Александр Александрович Блок в стенах Петербургского университета, в так называемом "ректорском доме" (дед его А. Н. Бекетов, был в это время ректором), а будущего поэта на руки приняла его прабабка, лично знавшая еще друзей Пушкина. Родители Блока разошлись сразу после его рождения. Рос и воспитывался он в семье деда в обстановке хорошо устроенного петербургского барского дома и в "благоуханной глуши" аленькой подмосковной усадьбы Шахматово, где семья неизменно проводила летние месяцы. Но главное, что сформировало личность и характер поэта, была атмосфера стародавних культурных традиций пи преданий бекетовского дома. Тургенев, Достоевский, Салтыков - Щедрин и другие прославленные представители русской литературы были здесь не только знаменитыми и почитаемыми писателями, но и просто добрыми знакомыми. Здесь еще помнили Гоголя и дружески переписывались с Чеховым. Вообще литература играла очень большую роль в обиходе бекетовской семьи. Все здесь, начиная с деда ботаника, писали и переводили в стихах и в прозе. Естественно, что и Сашура (так называли Блока в семье) начал сочинять чуть ли не с пяти лет. А немного позже он уже "издавал" рукописный журнал, потом, лет шестнадцати, стал писать всерьез, но еще долго не показывал своих писаний никому, кроме матери. Она на всю жизнь осталась самым близким ему человеком, и он часто повторял: " Мы с мамой - почти одно и то же". В 1889 году мать Блока вторично вышла замуж - за гвардейского офицера. Девятилетний Блок поселился с матерью и отчимом в Гренадерских казармах, расположенных на окраине Петербурга, на берегу Большой Невки. Здесь его окружал своеобразный пейзаж, отразившийся в ранних его стихах: река, по которой проплывали пароходы, баржи и лодки, тенистый Ботанический сад, частокол дымящих фабричных труб на другом берегу реки. Тогда же Блока отдали в гимназию. Потом он рассказал, как "первый раз в жизни из уютной и тихой семьи" попал "в толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков". Сам он был мальчиком тихим, молчаливым, росшим одиноко среди обожавших его женщин - матери, теток, бабки. С гимназической средой он так и не сросся до конца учения. Вообще, как он сам говорил, "жизненных впечатлений, у него не было очень долго. Семья старательно оберегала его от соприкосновения с "грубой жизнью". В 1897 году, очутившись с матерью за границей, в немецком курортном городке Бад Наугейме, Блок пережил первую, но очень сильную юношескую влюбленность. Она оставила глубокий след в его поэзии. Спустя много лет, снова побывав в Бад Наугейме, он как бы заново пережил свою первую любовь и посвятил воспоминанию о ней целый цикл стихов "Через двенадцать лет" - одну из жемчужин своей лирики. В 1898 году гимназия была окончена, и Блок "довольно безотчетно" поступил на юридический факультет Петербургского университета. Через три года, убедившись, что совершенно чужд юридической науке, он перевелся на славяно - русское отделение историко - филологического факультета, которое и кончил в 1906 г. Университет, как и гимназия, не оставил заметного следа в жизни Блока. Духовные интересы и запросы его с ранней юности лежали совсем в другой плоскости. Сначала он пережил сильнейшее увлечение театром, участвовал в любительских спектаклях, прослыл хорошим декламатором и мечтал о поступлении на большую сцену. Но в 1901 году театральные интересы уступили место интересам литературным. К тому времени Блок написал уже много стихов. Это - лирика любви и природы, полная неясных предчувствий, таинственных намеков и иносказаний. Молодой Блок погружается в изучение идеалистической философии, в частности творений древнегреческого философа Платона, учившего, что, кроме реального мира, есть еще некий "сверхреальный", высший "мир идей". По собственному признанию Блока, им целиком овладели "острые мистические переживания", "волнение беспокойное и неопределенное". Он стал замечать в природе, в действительности какие-то непонятные ему, по тревожащие душу "знаки". Блок был не одинок в подобных ощущениях и настроениях: они были характерны для целого круга тогдашних молодых людей, подпавших под влияние древней и повой идеалистической и религиозно-мистической философии. Начиная с 1898 года Блок переживал на редкость сильное и глубокое чувство к Любови Дмитриевне Менделеевой, которая впоследствии стала его женой. Можно сказать, все юношеские стихи Блока (и многие позднейшие) говорят об этой любви. Поэт творил некий миф о божественно Прекрасной Даме - воплощении соловьевской "точной женственности", по сплошь и рядом в этом мифологизированном образе сквозят "земные", реальные черты его возлюбленной. Годы 1900-1908 были временем писательского роста и успеха Блока. Он становится профессиональным литератором, имя его приобретает уже довольно широкую известность. Он сотрудничает во многих журналах и газетах, и не только как поэт и драматург, но и как критик и публицист. Он активно участвует в литературной полемике, отстаивая свои взгляды на существо искусства и задачи художника, выступает с публичными докладами и лекциями. Постановка его маленькой пьесы "Балаганчик" в театре В. Ф. Комиссаржевской (в декабре 1900 года) стала крупным событием тогдашней театральной жизни. Одна за другой выходили книги Блока - сборники стихов "Нечаянная радость" (1907), "Снежная маска" (1907), "Земля в снегу" (1908), сборник "Лирические драмы" (1908). В 1908 году была написана, в 1909 году опубликована большая драма Блока "Песня, Судьбы" (постановка со на сцене не осуществилась) Преодолевая влияние декадентского, эстетского искусства, сказавшееся в его раннем творчестве, он обращается к животворным традициям русской и мировой классической поэзии, внося в них свое, самобытное, новое. Он стремится сделать стихотворную речь прямой, ясной и точной и достигает на этом пути замечательных успехов, ничего не теряя из свойственной ему тончайшей музыкальности. Характерно в этом смысле и настойчивое стремление Блока выйти за пределы только лирической поэзии - создать большие, монументальные повествовательные и драматические произведения (поэма "Возмездие", начатая и 1910 году и незаконченная: драма "Роза и Крест", написанная в 1912 году). Все это время Блок продолжал жить в Петербурге, на летние месяцы, уезжая в свое любимое Шахматово. В 1909 году он совершил интересное путешествие но Италии и Германии, результатом которого явился цикл "Итальянские стихи" -лучшее, что есть в русской поэзии об Италии. В 1911 году он снова путешествовал по Европе (Париж, Бретань. Бельгия, Голландия, Берлин); в 1913 году - в третий раз (Париж и Бискайское побережье Атлантического океана). Заграничные впечатления отразились в творчестве Блока - и непосредственно (в стихах и поэме "Соловьиный сад"), и в форме исторических воспоминаний (картины средневековой Бретани в драме "Роза и Крест"). Продолжали появляться новые книги Блока: четвертый сборник стихов "Ночные часы" (1911), трехтомное "Собрание стихотворений" (1911-1912), "Стихи о России" (1915), четырехтомник "Стихотворений" и "Театра" (1916). Весной 1914 года была осуществлена театральная постановка лирических драм Блока "Незнакомка" и "Балаганчик". Готовилась постановка и драмы "Роза и Крест". В мае 1917 года, Блок был привлечен к работе в Чрезвычайной следственной комиссии, которая была учреждена для расследования деятельности царских министров и сановников. Работа эта увлекла Блока, раскрыла перед ним "гигантскую помойку" самодержавия. На материалах допросов и показаний он написал документальную книгу "Последние дни императорской власти". Блок много и плодотворно работал в последние свои годы, много писал, но уже не стихи, а статьи, очерки, рецензии, заметки, но вопросам истории, культуры, литературы и театра. Он трудился в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в основанном М. Горьким издательстве "всемирная литература", в Большом драматическом театре, в Союзе поэтов (был выбран первым его председателем). Зимой, весной и летом 1921 года состоялись последние триумфальные выступления Блока - с вдохновенной речью о Пушкине и с чтением своих стихов (в Петрограде и в Москве). В мае Блок почувствовал недомогание, вскоре перешедшее в тяжелую болезнь. Утром 7 августа он скончался. Смерть Блока поразила всех. Вот как вспоминает о ней начинавший тогда писатель Константин Федин: "Блок умер молодым, но странно ощутилось, что с Блоком отошла прежняя, старая эпоха, та, которая, дожив до революции, сделала шаг в ее владения, как бы показав, куда надо идти, и упала, обессиленная тяжестью своего дальнего пути. Стало очевидно, что уже никто оттуда не сделает такого шага, а если повторит его, в том не будет подобного мужества и подобной тоски о правде будущего, какие проявил Александр Блок". Александр блок жил и творил на рубеже двух миров, в эпоху подготовки и осуществления Октябрьской революции. Он был последним великим поэтом старой, дооктябрьской России, завершившим своим творчеством поэтические искания всего XIX века. И вместе с тем его именем открывается первая, заглавная страница истории русской советской истории.

Россия А. А. Блока.

Тема родины относится к числу вечных в поэзии. К ней обращались художники слова во все времена. Но в творчестве А. Блока эта тема обретает особое звучание. Сам поэт писал: “Родина это огромное, родное, дышащее существо, подобное человеку, но бесконечно более уютное, ласковое беспомощное, чем отдельный человек; человек – маленькая монада, состоящая из весёлых стальных мышц телесных и душевных, сам себе хозяин в мире, когда здоров и здрав, пойдёт куда захочет, и сделает, что пожелает, ни пред кем, кроме бога и себя не отвечает он за свои поступки. Так пел человека ещё Софокл, таков он всегда, вечно юный. Родина – древнее, бесконечно древнее существо, большое, потому неповоротливое, и самому ему не счесть никогда своих сил, своих мышц, своих возможностей, так как они рассеяны по матушке земле. Родине суждено быть некогда покинутой, как матери, когда сын её, человек вырастает до звёзд и найдёт себе невесту. Эту обречённость на покинутость мы всегда видим в больших материнских глазах родины, всегда печальных, даже тогда, когда она тихо радуется. Не родина оставит человека, а человек родину. Мы ещё дети и не знаем сроков, только читаем их по звёздам; однако читаем уже, что близко время, когда границы сотрутся и родной станет вся земля, а потом и не одна земля, а бесконечная вселенная, только мало крыльев из полотна и стали некогда крылья Духа понесут нас в объятия вечности”. В ранней поэзии А. Блока тема России не звучит как самостоятельная. Но все события его духовной жизни проходят на фоне русского пейзажа. Например, в стихотворении 1901 года "Видно дни золотые пришли.... ": Видно, дни золотые пришли,

    Все деревья стоят как в сияньи.
    Ночью холодом веет с земли;
    Утром белая церковь вдали
    И близка и ясна очертаньем.

Героиня блоковских стихов ранних лет обретает черты сказочной царевны из русских сказок, жилище ее - заколдованный терем, а герой- царевич, князь, жених. Поэзию А. Блока этих лет пронизывают образы русской культуры, нередко в их романтическом облике, например, в стихотворении "Ночь на Новый год" возникает образ Светланы, героини баллады В. Жуковского. Мир ранней поэзии А. Блока - это мир прекрасной мечты, и этой прекрасной мечтой окутан образ России. К постижению родины подлинной, далекой от чарующей сказки, поэт шел через мотивы страшного мира. Именно в этот страшный мир попадает блоковский герой, уйдя от Прекрасной Дамы, выйдя из заповедного сада своих ранних стихов в страшный мир природы, где звезды и зори сменяет мир мхов, болот с хромыми лягушками, ржавых кочек и пней. Населяют эту природу диковинные существа: колдуны и косматые ведьмы, "твари весенние", чертенята, "больная русалка". Не менее страшен и облик людей, обитающих в этом мире: это герои зловещего балагана, носители "всемирной пошлости", живые мертвецы, как например, в цикле стихов "Пляски смерти". Наиболее известное стихотворение этого цикла - "Ночь, улица, фонарь, аптека.... ", в котором самой композицией подчеркнута полная безысходность, замкнутость жизни в страшный круг. Однако страшный мир -это не только мир вокруг поэта, это и мир в нем самом. Так, в самом своем известном стихотворении, надолго ставшем символом поэзии А. Блока - "Незнакомка" - лирический герой принадлежит двум мирам: миру мечты, поэзии, где все окутано дымкой тайны, а поэт - хранитель этой тайны. Но он же не отделяет себя и от низменного, пошлого мира "испытанных остряков", бездушной и мертвенной природы, в которой самое поэтичное ее явление - луна на небе - превращается в мертвый диск. Недаром заканчивается стихотворение возвращением лирического героя от мечты к реальности. Страшный мир, созданный А. Блоком, - это тоже Россия, и высшее мужество поэта не в том, чтобы не видеть этого, а в том, чтобы видеть и принять, полюбить свою страну даже в таком неприглядном обличье. Сам А. Блок предельно открыто выразил эту свою, любовь-ненависть в стихотворении "Грешить бесстыдно, непробудно.... ", написанном в 1914 году. В нем возникает крайне отвратительный, безмерно отталкивающий облик человека бездуховного, лавочника, вся жизнь которого - это беспробудный сон духа, даже покаяние его лишь минутно. Подавая грошик в церкви, он тут же, вернувшись, обманывает на этот грош своего ближнего. Тогда, о себе и своих современниках он сказал: "Мы - дети страшных лет России". Предчувствие "неслыханных перемен" и "невиданных мятежей" отбрасывало особый отблеск на любовь А. Блока к России, делало ее противоречивой и обостренной, стихотворение звучит почти как сатира. Герой его обретает черты символические. И тем неожиданнее и сильнее звучит финал стихотворения:

Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.

Одним из первых непосредственных обращений А. Блока к теме России как к самостоятельной стало его стихотворение 1906 года "Русь". Страна предстает в этом стихотворении как заповедная, сказочная. Таково само ее пространство:

    Русь опоясана реками
    И дебрями окружена
    С болотами и журавлями
    И смутным взором колдуна....

Россия в этом произведении как бы спящее заколдованное царство, и лирический герой проникается ее тайной, его живая душа погружена в дремоту. Русь убаюкала ее на своих просторах. Итогом размышлений А. Блока о судьбах своей страны стал цикл стихов "Родина", который создавался с 1907 по 1916 годы. К самым различным аспектам сложной и драматической темы обращается поэт в этом цикле. Здесь и размышления о Руси как о заповедной стране, чья хозяйка - сказочная княжна, которую отличает традиционный облик русской красавицы - статной, с косой. Символом этой страны становится тихий дом в густой траве, покинутый героем ради тревог и битв. В этот цикл входит и стихотворение "На железной дороге", в чем-то перекликающееся с некрасовским "Что ты жадно глядишь на дорогу.... " Здесь судьба России осмысливается через женскую судьбу, горькую и трагическую, и это тоже традиционно для русской поэзии. Одно из наиболее известных стихотворений цикла - "Россия" ("Опять, как в годы золотые.... "). В последних произведения цикла "Родина" появляется новая нота, связанная с тем, что в судьбе страны наступил поворот, началась война 1914 года, все яснее звучат в стихах поэта мотивы будущей трагической судьбы России. Это ощущается в стихотворениях "Петроградское небо мутилось дождем...", "Я не предал белое знамя.... ", "Коршун" и других. Однако тема трагического предвидения звучит в стихотворениях из цикла Родина, написанных задолго до войны 1914 года, в стихотворениях, объединенных темой, обозначенной в названии: "На поле Куликовом". Написаны эти стихотворения в 1908 году и посвящены одному из самых значительных событий русской истории. В 1912 году Блок писал: "Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событием суждено возвращение. Разгадка их еще впереди". Значение Куликовской битвы (восьмое сентября 1380 года) было не столько военным, политическим, сколько духовным. И не случайно обращается к этому событию поэт в предвидении трагических лет России. Мне хотелось бы проанализировать первое стихотворение цикла "На поле Куликовом":

    Река раскинулась. Течет, грустит лениво,
    И моет берега.
    Над скудной глиной же того обрыва
    В степи грустят стога.
    О Русь моя! Жена моя! До боли
    Нам ясен долгий путь!
    Наш путь стрелой татарской древней воли
    Пронзил нам грудь.
    Наш путь степной, наш путь - в тоске безбрежной.
    В твоей тоске, о, Русь!
    И даже мглы - ночной и зарубежной
    Я не боюсь.
    Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
    Степную даль.
    В степном дыму блеснет святое знамя
    И ханской сабли сталь....
    И вечный бой! Покой нам только снится
    Сквозь кровь и пыль....
    Летит, летит степная кобылица
    И мнет ковыль....
    И нет конца! Мелькают версты, кручи....
    Останови!
    Идут, идут испуганные тучи,
    Закат в крови!

Закат в крови! Из сердца кровь струится; Плачь, сердце, плачь.... Покоя нет! Степная кобылица

Несется вскачь!

Стихотворение посвящено осмыслению исторической судьбы России. И судьба эта пророчески описывается автором как трагическая. Символом ее становится стремительно мчащаяся степная кобылица. Возникает традиционное для поэзии осмысление единства жизни людей и жизни природы. Сами природные явления здесь окрашены в кровавый трагический цвет ("Закат в крови! "). Этот мотив встречается и в других стихотворениях цикла "Родина", например, в стихотворении "Петроградское небо мутилось дождем.... ":

В закатной дали
Были дымные тучи в крови.

В стихотворении "Река раскинулась.... " несколько раз меняется объект поэтической речи. Начинается оно как описание типично русского пейзажа; скудного и грустного. Затем звучит прямое обращение к России, и, надо сказать, в свое время оно многим показалось шокирующим - ведь А. Блок называл свою страну "О, Русь моя! Жена моя! ". Однако в этом нет поэтической вольности, есть высшая степень единения лирического героя с Россией, особенно если учесть смысловой ореол, данный слову "жена" символистской поэзией. В ней он восходит к евангельской традиции, к образу величавой жены. И, наконец, в финале стихотворения возникает новый объект обращения: "Плачь, сердце, плачь.... " В стихотворении А. Блок употребляет авторское "мы", размышляя о судьбах людей своего поколения. Они представляются ему трагическими, стремительное движение - это движение к гибели, вечный бой здесь не радостен, а драматичен. Теме стихотворения соответствует его интонационный строй, сам темп поэтической речи. Она начинается спокойно, даже замедленно, затем темп стремительно нарастает, предложения делаются короткими, в половину, а то и в треть поэтической строки (например: "Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами". ). Нарастают восклицательные интонации - это реализовано и на уровне синтаксическом: в семи строфах стихотворения автор семь раз употребляет восклицательный знак. Поэтическая речь здесь предельно взволнованна. Это ощущение создается и стиховым строем текста. Произведение написано разностопным ямбом, что придает ему особую динамичность и стремительность, передавая безудержный и страшный порыв, вечный бой, трагическое приближение к гибели. Стихотворение А. Блока о России, прозвучавшее в те годы, когда судьба ее неуклонно приближалась к катастрофе, когда сама любовь к родине обретала внутренний драматизм, звучат сегодня удивительно современно и являет нам образец той мужественной всевидящей преданности своей стране, которая была воспринята поэтом от лучших традиций классической русской литературы.

Петербург в творчестве Блока.

Одно из самых прекрасных и совершеннейших созданий русского национального гения, Петербург - и как тема, и как образ - оставил глубокий, неизгладимый след в сознании людей разных поколений. Русское искусство (живопись и графика, по преимуществу) запечетлило сложный многоплановый образ великого города в его внешнем выражении, во всем богатстве и во всей красоте его монументальных форм. Но изобразительное искусство, по самой природе своей, не могло в полной мере воплотить чувство Петербурга как явления культурной истории и темы духовных переживаний. Зеркалом, вобравшим в себе многообразные отражения Петербурга в сознании русского общества, явилась художественная литература. Множество русских писателей в стихах и в прозе в той или иной мере затронули тему Петербурга. Но, если не вдаваться в частности, нужно назвать четырех великих художников слова, для которых эта тема стала органической, и в творчестве которых нашли наиболее полное и четкое художественное воплощение главные аспекты восприятия Петербурга в разные эпохи его истории. Это Пушкин, Гоголь, Достоевский и Блок. В сознании и творчестве Александра Блока тема и образ Петербурга играли исключительно важную роль. Для Блока Петербург был поистине “действенным” городом, сильно и глубоко действовавшим на его художественное сознание. Блок - это наиболее “петербургский” из всех русских поэтов. Все его творчество проникнуто духом Петербурга, насыщено его атмосферой. Хотя Блок очень редко называет в своих стихах вещественные детали петербургского пейзажа, весь ландшафт его поэзии неотделим в нашем восприятии и представлении от этого пейзажа - от петербургских туманов, белых ночей, бледной зари, широкого течения Невы и свежего морского ветра. С громадной силой Блок сумел поэтически выразить свое чувство Петербурга. Это было отмечено давно, когда Блок, в сущности, только начинал свой творческий путь. Литературные критики 90-х годов единодушно аттестовали Блока как “поэта города”, и не просто города, А именно Петербурга, и еще точнее, как “ гениального поэта” Невского проспекта. Вот, к примеру, что писали о Блоке в 1908 году: “Александр Блок, поистине, может быть назван поэтом Невского проспекта.... Блок - первый поэт этой бесплодной улицы. В нем - белые ночи Невского проспекта, и эта загадочность его женщин, и смуглость его видений, и прозрачность его обещаний. В России появились теперь поэмы города, но Блок - поэт одной только этой улиц, самой напевной, самой лирической изо всех мировых улиц. Идя по Невскому, переживаешь поэмы Блока - эти бескровные, и обманывающие, и томящие поэмы, которые читаешь, и не можешь остановиться. Пусть в стихах Блока мы сравнительно редко встречаем конкретно вещественные детали петербургского пейзажа, но при всем этом эти стихи (и не только составляющие в собрании лирики Блока раздел “Город”) очень локальны. И в “Снежной маске”, и в “Страшном мире”, и в других лирических стихах Блока перед нами возникает цельный и сложный образ не безличного большого города, но именно Петербурга. И о чем бы не писал Блок - “фешенебельном ресторане” или “о крышах дальних кабаков”, о “колодцах дворов” или о “ледяной ряби канала”, о “снежной вьюге” или о “желтой заре”, - это всегда петербургские рестораны и кабаки, петербургские дворы и каналы, петербургская вьюга и петербургская заря. Говоря о петербургской лирике Блока важно учесть, что тема Петербурга не изолирована от общей идейной и моральной проблематики творчества поэта. Данная тема входила в тесное, органическое соотношение с самыми основными темами его философо-исторического, общественного и художественного мировоззрения. В “городских” стихах зрелого Блока представления его о мире и о человеке, об истории и об современности выражены с не меньшей ясностью и убедительностью, нежели в его патриотической гражданской лирике. Петербург Блок - это “страшный мир”, полный острейших противоречий социального быта; это капиталистический город со своими реально-историческими чертами своего облика. Это город, где “богатый зол и рад” и “унижен бедный”. И вместе с тем это город полный бунтарской революционной энергии, город людей, “поднимающихся из тьмы погребов” на штурм старого мира. “Городские” стихи зрелого Блока проникнуты тем гуманистическим и демократическим чувством и тем тревожным ощущением близящихся великих революционных потрясений, которые с такой впечатляющей сило выражены в его творчестве. С Петербургом Александр Блок был связан жизненно. Он был петербуржцем в полном и точном смысле этого слова. В Петербурге он родился, прожил всю свою жизнь и умер. Здесь протекла вся его литературная деятельность. Блок любил и превосходно знал свой город - и не только центральные его кварталы, но и самые глухие его уголки, и все ближайшие окрестности. Поэт был великим любителем городских и загородных прогулок. Его дневники, записные книжки и письма к родными к друзьям пестрят упоминаниями о частых и длительных скитаниях по городу и за городом. И, хотя в городских стихах Блока не так уж много упоминаний об архитектурных и иных вещественных памятниках Петербурга, стихи его изобилуют лирическими воспринятыми образами именно петербургского пейзажа, во многих случаях поддающиеся точному топографическому определению. Любопытно, что даже в стихах, казалось бы, отвлеченных и мистических стихах молодого Блока обнаруживаются подчас вполне реальные связи с определенными местами Петербурга. Так, например, в стихотворении 1901 года “Пять изгибов сокровенных.... ”, как выясняется это из дневника Блока, таинственные “изгибы” означают не что иное, как те улицы, по которым проходила Л. Д. Менделеева (невеста Блока), направляясь ежедневно на Высшие женские курсы, а сам Блок “следил за нею, не замеченный ею”. Улицы эти - Седьмая, Восьмая, Девятая и Десятая, а также Васильевский остров и Средний проспект, - и в этой связи понятными становятся строки: “Пяти изгибов вдохновенных, Семь и десять по краям, Восемь, девять, средний храм.... ”. Также и относительно стихотворения “Там, в улице стоял какой-то дом.... ” известно, что Блок в данном случае имел в виду определенный дом (на Моховой улице), в котором помещались драматические курсы Чтения, которых посещала Л. Д. Менделеева. Пейзаж лирической драмы “Незнакомка” (1906), по словам биографа Блока, был “навеян метаньями по глухим углам петербургской стороны”. Пивная, изображенная в “Первом издании” пьесы, помещалась на углу Гесперовского проспекта и Большой Зеленой улицы. “Вся обстановка, начиная с кораблей на обоях и кончая действующими лицами, взято с натуры: “вылитый” Гауптман и Верлен, господин, перебирающий раков, девушка в платочке, продавец редкостей - все это лица, виденные поэтом во времена его посещений кабачка с кораблями”. Пейзаж “Второго видения” драмы “Незнакомка” тоже мог быть приурочен к определенному месту Петербурга. “Конец улицы на краю города. Последние дома обрывались внезапно, открывая широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с мигающими огнями. За мостом тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями”. Петербуржец узнает в этом описании мост и аллею, ведущие на Крестовский остров со стороны Большой Зеленой улицы”. Даже такое, казалось бы совершенно постороннее петербургской тематике, стихотворение, как “Шаги командора”, в котором по-новому истолкован старый сюжет о Дон Жуане, по свидетельству самого Блока, было связано с какими-то сложными ассоциациями с впечатлениями от петербургского пейзажа. В мистических стихах молодого Блока тема и образ Петербурга еще не присутствует. В них встречаются лишь случайные, разрозненные и импрессионистические беглые детали петербургского пейзажа, вкрапленные в ткань лирических сюжетов: шум и огни города, “вечерние тени” на “синих снегах”, туманы, равнины и болота, “сумрак дня”, “тусклых улиц очерк сонный”, ледоход по реке, “хмурое небо”, “уличный треск” и “фонарей убегающих ряд”, стена, сливающаяся с темнотой, колокольный звон и церковные купола, мерцание газового цвета, “слепые темные ворота”, и “темные храмы”. Детали эти еще не содержат цельного образа города, - даже в тех случаях, когда уточнены типографически: Ночь темная одела острова.

    Взошла луна. Весна вернулась.
    Печаль светла. Душа моя жива.
    И вечная холодная Нева
    У ног сурово колыхнулась.

Острова и Нева здесь только названы: целостного же образа Петербурга пока еще нет. Детали петербургского пейзажа, встречающееся в юношеских стихах Блока, не имели самостоятельного значения, но играли роль чисто орнаментальную - в рамках основной темы духовных переживаний поэта. При всем том в юношеских стихах Блока уже ощущается то лирическое чувство Петербурга, которое с такой силой выражено в его более поздних произведениях. Примером можно считать стихотворение “Помнишь ли город тревожный.... ", где находим столь типичный для всего ландшафта петербургской лирики и при всей импрессионистической беглости столь эмоционально выразительный образ, как “синяя города мгла”. В своих городских стихах начала 20-ого века Блок еще очень далек от реалистического изображения действительности. Город предстает в них, по большой части, в фантастических и “эсхатологических” (часто заимствованных из Апокалипсиса) образах, как некая фантасмагория, призрачное и обманчивое видение. Этот город “странных и ужасных” явлений, населенный “черными человечками”, “пьяными красными карликами”, “невидимками”. Даже строгие пластические образы петербургского пейзажа, вроде знаменитых конных групп Клодта на Аничковом мосту (“Статуя”), истолкованы в том же плане “странного и ужасного”. Изживая свое соловьевство, Блок открыл для себя новую “прекрасную, богатую и утонченную” тему, которую определил как “мистицизм в повседневности”. Эта тема по преимуществу и разрабатывалась им в 1904-1907 годах, и особенно широко - в стихах о городе. В предисловии ко второму сборнику своей лирики (“Нечаянная радость”) Блок писал, что его душу тревожит город: “Там, в магическом вихре и свете, страшные и прекрасные видения жизни”. Блок теперь уже всецело обращается к изображению действительности, но по-прежнему видит ее в “магическом свете”, все еще наделяет ее чертами фантастики и таинственности. В методах разработки темы “мистицизма в повседневности” он оказывается особенно близок к Достоевскому. В это время он читает пару его романов. В стихах Блока о городе, написанных в 1904-1907 годах возникает уже цельный и локальный образ Петербурга. Это - “гениальный город, полный дрожи”, полный противоречий “страшный” и “магический мир”, где “ресторан открыт, как храм, а храм открыт, как ресторан”. За его серой, прозаической внешностью сквозит иной, романтический облик “непостижимого города”. В нем творится мистерия, и новая героиня блоковской поэзии - Снежная Дева - “ночная дочь иных времен” и иных, далеких стран, принимает этот прекрасный и “чарый” город, как свое царство: И город мой железно-серый

    Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла,
    С какой-то непонятной верой
    Она, как существо, приняла.

Здесь - вершина принятия Петербурга Блоком. В дальнейшем этот образ “непостижимого города” всегда сохранял свою могущественную власть над сознанием поэта. Тема Петербурга, как ставилась и решалась она Блоком в стихах 1904-1907 годов, не исчерпывается изображением “странных и прекрасных видений жизни”. Уже есть и другая сторона, имевшая для Блока не менее важное значение и сыгравшая более значительную роль в процессе его идейно-творческого развития, - сторона социальная. В стихах о городе ее тема звучит с особенным напряжением. Мощным потоком входят в эти стихи сцены горя и обездоленности простого человека-труженика, обреченного в жертву капиталистической эксплуатации. Городские стихи Блока рисуют яркую картину социального неравенства, разделительные контрасты человеческого существования в большом городе: В кабаках, в переулках, в извивах,

    В электрическом сне наяву
    Я искал бесконечно красивых
    И бессмертно влюбленных в молву.

В стихах Блока проходит целая галерея образов людей, униженных и оскорбленных в этом сверкающем и сытом мире: мать-самоубийца, бросившая своих детей (“Из газет”), бродяга “в измятом картузе над взором оловянным”, гуляющие женщины, девушки, наклонившие лица над скудной работой, “старуха нищая клюкою”, бродячий шарманщик.... В “мещанском” цикле 1906 года (“Холодный день”, “В октябре”, “Окна во двор”, “Хожу, брожу понурой.... ”, “На чердаке”) городская повседневность предстает уже без каких-либо осложняющих социальную тему иллюзорных представлений, но во всей реалистической конкретности: Открыл окно. Какая хмурая

    Столица в октябре!
    Забитая лошадь бурая
    Гуляет на дворе....

В городских стихах Блока запечатлен также и другой облик Петербурга - облик рабочего Питера. Поэт разглядел в городской повседневности не только “магические” видения в “электрическом сне наяву”, но и “самые реальные” томления “рабьих трудов”, увидел, “как тяжело лежит работа на каждой согнутой спине”, и нашел достойные и сильные слова о несчастных людях, “убитых своим трудом”: .... я запомнил эти лица

    И тишину пустых орбит
    И обреченных вереница
    Передо мной везде стоит.

Петербург для Блока был неиссякаемым источником новых образов, тем, пейзажей. Город был как раз тем вдохновителем поэта, без которого он бы не просуществовал. Посвятив родному городу очень большую часть своего творчества, Блок показал тем самым, что Петербург занимал одно из первых мест в его жизни. Однажды, гуляя с В. Рождественским между старых лип у Инженерного замка, Блок сказал: “Люблю я это место. Вот, дичает город, скоро совсем зарастет травой, и от этого будет еще прекраснее.... За этими руинами всегда новая жизнь. Старое должно зарасти травой. И будет на этом месте новый город. Как хотелось бы мне его увидеть! ” Но Блок его не смог увидеть. А жаль. Мы много потеряли!

Блок и революция.

После (февральской революции Блок все более и более сомневался в установившемся в стране буржуазно-республиканском режиме, поскольку ни не принес пароду избавления от преступно разнизанной войны, Блока все более тревожит судьба революции, и он начинает все внимательнее вслушиваться в лозунги большевиков. Они подкупают его своей ясностью: мир - народам, земля крестьянам, власть – Советам. Незадолго до Октября Блок; признается в разговоре: "Да, если хотите, я скорее с большевиками, они требуют мира.... " Тогда же он записывает в дневнике, что "один только Ленин" (Блок подчеркнул эти слова) верит в будущее "с предвиденьем доброго", верит в то, что "захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране". В ответственный час истории Блок нашел в себе духовные силы для того, чтобы мужественно порвать свои связи со старым миром и восторженно приветствовать новый мир, рождавшийся в огне и буре пролетарской революции. С первых же дней Октября он открыто и честно определил свою общественно-политическую позицию в качестве "сторонника и сотрудника Советской власти. И числе лучших (очень немногочисленных в ту пору) представителем старой русской интеллигенции он сразу же пошел работать с большевиками, принял самое живое и деятельное участие в строительстве новой, социалистической культуры. Но неизмеримо более важно, что Октябрьская революция окрылила Блока как художника, вдохновила его на создание "Двенадцати" - лучшего его произведения, закончив которое, он, обычно беспощадно строгий к себе, сказал: "Сегодня я - гений". Поэма А. Блока "Двенадцать" была написана в 1918 году. Это было страшное время: позади четыре года войны, ощущение свободы в дни Февральской революции, Октябрьский переворот и приход к власти большевиков, наконец разгон Учредительного собрания, первого российского парламента. Интеллигентами того круга, к которому относился А. Блок, все эти события воспринимались как национальная трагедия, как погибель русской земли. На этом фоне явным контрастом прозвучала блоковская поэма, она многим его современникам показалась не только неожиданной, но даже кощунственной. Как мог певец Прекрасной Дамы создать стихи о толстомордой Кате? Как мог поэт, посвятивший такие проникновенные лирические стихи России, написать в страшные для нее дни слова: "Пальнем-ка пулей в Святую Русь? ". Вопросы эти были поставлены после первой публикации поэмы "Двенадцать" в газете "Знамя труда". Сегодня, спустя более трети века, все эти вопросы встали перед нами с новой силой, поэма "Двенадцать" вызвала пристальный интерес, мы вглядываемся в нее, вглядываемся в прошлое, пытаясь понять настоящее и предугадать будущее, понять позицию поэта, продиктовавшую ему строки этого стихотворения. "Эпиграф столетия" -- так называют блоковскую поэму исследователи современности, предлагая различные варианты ее прочтения. В последние, девяностые годы толкователи порой пытаются прочесть стихотворение "от противного", доказать, что Блок в нем дал сатиру на революцию, а его Христос на самом деле Антихрист. Однако так ли это? Прежде всего, А. Блок предупреждал, что не следует переоценивать значение политических мотивов в поэме "Двенадцать". Она имеет более широкий смысл. В центре произведения - стихия, вернее, пересечение четырех стихий: природы музыки, и стихии социальной, само действие поэмы происходит не только в Петрограде 1918 года, сколько, как пишет поэт, "на всем божьем свете". Идет разгул стихийных сил природы, а для поэта-романтика, поэта-символиста, которым был А. Блок, это символ, противостоящий самому страшному - обывательскому покою и уюту. Еще в цикле "Ямбы" (1907-1914) он писал: "Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой! Уюта нет. Покоя нет. " Поэтому и стихия природы так созвучна его душе, она передана в "Двенадцати" множеством образов: ветер, снег, вьюга и пурга. В этом разгуле стихий, сквозь вой ветра и пурги А. Блок услышал музыку революции - в своей статье "Интеллигенция и Революция" он призывал: "Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию". Главное, что услышал поэт в этой музыке, - это ее многоголосие. Оно отразилось в ритмике поэмы - она вся построена на смене музыкальных мелодий. Среди них и боевой марш, и бытовой разговор, и старинный романс, и частушка (известно, что А. Блок начал писать свою поэму со строчек "Уж я ножичком полосну-полосну", услышанных им и поразивших его своей звукописью). И за всем этим многоголосием, дисгармонией поэту слышится мощный музыкальный напор, четкий ритм движения, которым заканчивается поэма. Стихийна в ней и любовь. Это темная страсть с черными хмельными ночками, с роковой изменой и нелепой гибелью Катьки, которую убивают, целясь в Ваньку, и никто не раскаивается в этом убийстве. Даже Петруха, пристыженный своими товарищами, ощущает неуместность своих страданий:

Он головку вскидывает,
Он опять повеселел.

А. Блок очень точно ощутил то страшное, что вошло в жизнь: полное обесценивание человеческой жизни, которую не охраняет больше никакой закон (никому даже не приходит в голову, что за убийство Катьки придется отаечать. Не удерживает от убийства и нравственное чувство - нравственные понятия предельно обесценились. Недаром после гибели героини начинается разгул, теперь все дозволено:

    Запирайте этажи,
    Нынче будут грабежи!
    Отмыкайте погреба
    Гуляет нынче голытьба!

Не в состоянии удержать от тёмных, страшных проявлений человеческой души и вера в Бога. Она тоже потеряна, и Двенадцать, которые пошли "в красной гвардии служить", сами это понимают: Петька! Эй, не завирайся!

    От чего тебя упас
    Золотой иконостас?
    и добавляют:
    Али руки не в крови
    Из-за Катькиной любви?

Но убийство творится не только из-за любви - в нем появилась и иная стихия, стихия социальная. В разгуле, в разбое - бунт "голытьбы". Эти люди не просто бушуют, они пришли к власти, они обвиняют Ваньку в том, что он "буржуй", они стремятся уничтожить старый мир:

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем....

И вот тут возникает самый сложный вопрос, который мучит читателей блоковской поэмы и сейчас, как мучил три четверти века назад: как мог А. Блок прославить этот разбой и разгул, это уничтожение, в том числе и уничтожение культуры, в которой он был воспитан и носителем которой был он сам? Многое в позиции А. Блока может прояснить то, что поэт, будучи всегда далеким от политики, был воспитан в традициях русской интеллигентской культуры XIX века с присущими ей идеями "народопоклонства" и ощущением вины интеллигенции перед народом. Поэтому разгул революционной стихии, который приобретал подчас такие уродливые черты, как, например, упомянутые поэтом разгромы винных погребов, грабежи, убийства, уничтожение барских усадеб со столетними парками, поэт воспринимал, как народное возмездие, в том числе и интеллигенции, на которой лежат грехи отцов. Потерявшая нравственные ориентиры, охваченная разгулом темных страстей, разгулом вседозволенности - такой предстает Россия в поэме "Двенадцать". Но в том страшном и жестоком, через что предстоит ей пройти, что она переживает зимой 18-го года, А. Блоку видится не только возмездие, но и погружение в ад, в преисподнюю, но в этом же - ее очищение. Россия должна миновать это страшное; погрузившись на самое дно, вознестись к небу. И именно в связи с этим возникает самый загадочный образ в поэме - образ, который появляется в финале, Христос. О финале этом и образе Христа написано бесконечно много. Трактовали его очень разнообразно. В исследованиях прошлых лет звучало вольное или невольное (вернее, часто подневольное) стремление объяснить появление Христа в поэме едва ли не случайностью, недопониманием А. Блока того, кто должен быть впереди красногвардейцев. Сегодня уже нет нужды доказывать закономерность и глубоко продуманный характер этого финала. Да и предугадывается образ Христа в произведении с самого начала - с названия: для тогдашнего читателя, воспитанного в традициях христианской культуры, изучавшего в школе Закон Божий, число двенадцать было числом апостолов, учеников Христа. Весь путь, которым идут герои блоковской поэмы - это путь из бездны к воскресению, от хаоса к гармонии. Не случайно Христос идет путем "надвьюжным", а в лексическом строе поэмы после намеренно сниженных, грубых слов появляются столь прекрасные и традиционные для А. Блока:

    Нежной поступью надвьюжной,
    Снежной россыпью жемчужной,
    В белом венчике из роз
    Впереди - Иисус Христос".

На этой ноте завершается поэма, проникнутая верой А. Блока в грядущее воскресение России и воскресение человеческого в человеке. Борьба миров в произведении - это прежде всего борьба внутренняя, преодоление в себе темного и страшного.

Тема любви у А. А. Блока.

Александр Блок вошел в историю литературы как выдающийся поэт-лирик. Начав свой поэтический путь книгой мистических стихов о прекрасной Даме, Блок завершил свое двадцатилетнее творчество в русской литературе проклятием старому миру в поэме "Двенадцать". Блок прошел сложный творческий путь от поэта-символиста, от бесплодной романтической мечты к реальной действительности, к революции. Многие бывшие "друзья" Блока, сбежав от революции в другие-страны, кричали в парижских газетах, что Блок продался большевикам, что его тонкий вкус и талант огрубел, но это было не так. Блок сам пострадал в революции (крестьяне сожгли его имение Шахматове), но он сумел понять и другое - чаша терпения народа переполнилась. Блок чутко прислушивался к жизни, проявлял глубочайший интерес к судьбе России, к судьбе русского народа. Ранний период творчества поэта прошел под знаком религиозных мечтаний, уводивших в "миры иные". В 1904 году он создает цикл "Стихов о прекрасной Даме", полных тревоги, ощущения близкой катастрофы Поэт замкнулся в личных переживаниях, он тоскует об идеале женщины. Стихи посвящены его будущей жене Менделеевой, которую он сильно любил, Блок взрослеет, и меняются его взгляды на жизнь, он понял, что нельзя уйти в "миры иные", когда вокруг разруха, голод, борьба, смерть. Тема народа и интеллигенции властно врывается в творчество Блока. В стихотворении "Незнакомка" Блок показывает столкновение прекрасной мечты и грязной действительности. Он пишет: "И медленно, пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна". Какая музыкальность? Какая лиричность и мелодия. Еще раньше Блок записывает в дневнике: "Она - это некий идеал красоты, способный, быть может, пересоздать жизнь, изгнать из нее все уродливое, дурное".

Связи Блока с собственной средой, с деградирующей буржуазной культурой немного ослабли, потому что он влюблен в свою Родину и потрясен горькой судьбой русского народа. Народ сознательно споили и свели на уровень животного. "По вечерам, над ресторанами, прозрачный воздух дик и глух, и правит окриками пьяными весенний и тлетворный дух", - пишет он в "Незнакомке". Поиски Блока путей к реальной жизни сопровождались взрывами отчаяния, неверия, проклятиями по адресу "сытых", попытками пересмотра собственной жизненной позиции. Блок своими стихами доказал, что он не только глубокая, незаурядная личность, но и показал связь Вселенной и Вечной красоты. Жаль, что он так и не нашел своего идеала в жизни. Менделеева, устав от восторженной любви, ушла к Андрею Белому, но глубокие стихи Блока остались. Они полны чувства, юные девушки учатся любви настоящей, поэтической, это очень скрашивает однообразные, полные усталости и тревоги наши современные будни. Если б не поэты, то словами Блока можно было бы сказать: "Так жизнь скучна, когда борения нет. Нет красоты, любви и жизни". С любовью к женщине перекликается любовь к Родине. "О, Русь моя Жена моя! До боли нам ясен долгий путь! " - пишет Блок. Освобождаясь из-под влияния символизма. Блок стремился продолжить традиции великой русской классической литературы, видевшей свою задачу в служении народу. Блок самостоятелен и неповторим. В его поэзии выражены характерные черты духовной жизни многих людей, предчувствие социальных перемен. Поэт с большой страстностью хотел видеть в человеке свободного творца жизни. Вся жизнь Блока пронизана мечтой об идеальном человеке, который не чувствует в себе раздвоенности и смятения. Культ прекрасной Дамы означал протест против мещанской прозы жизни, был своеобразной формой непризнания и отрицания буржуазного уклада жизни. Недоговоренность, загадочность цикла о любви побуждает задуматься над тайнами человеческого бытия. "Незнакомка" - это полет творческой фантазии, преображающий мир. Глубина переживаний поэта определяет значительность тем в его лирике. Блок рано ушел из жизни но стихи его волнуют всех мыслящих людей, они помогают нам жить.

Список используемой литературы.

М. Ф. Пьяных “Слушайте революцию. Поэзия А. Блока Советской эпохи”. “Просвещение” 1980г

А. А. Блок “Избранное. Стихотворения и поэты”. Краснодарское книжное издательство 1978

М. А. Бекетова “Воспоминания об Александре Блоке” М. Издательство “Правда” 1990г

В. Н. Орлов “Поэт и город”. Л. Издательство “Лениздат” 1980г Министерство образования Российской Федерации

Государственный университет аэрокосмического приборостроения

    Работа защищена:
    Преподаватель:
    Работа по дисциплине
    “Философия творчества”
    на тему:
    Творческая биография
    Александра Блока.
    Работу выполнил
    студент гр. 4841 Хрущева Л. Н.
    Санкт-Петербург
    2000
    СОДЕРЖАНИЕ
    Первые поэтические опыты Блока……………………………………...3
    Творчество Блока во время революционной эпохи……………………5
    “Постреволюционный” Блок……… ……………………………………8
    Новый поворот……………………………………………………………10
    Поздняя лирика Блока……………………………………………………12
    Обращение Блока к теме русской поэзии………………………………. 13
    Список использованной литературы………………………………… …16
    Первые поэтические опыты Блока

Первые детские впечатления Александра Александровича Блока (1880—1921) связаны с домом деда со стороны матери, ректора Петербургского университета, известного ученого-ботаника А. Н. Бекетова. “Бекетовский дом” для Блока — мир огромной значимости, объект любви и навсегда сохраненных светлых воспоминаний. Поэтому он и становится прообразом одного из ключевых символов блоковского творчества — того “единственного на свете” Дома, который должен быть покинут во имя горестного, но имеющего высокие цели “странствия земного”. “Бекетовский мир” — мир либерально-гуманистической культуры дворян-интеллигентов, сочувственно следивших за демократическим движением 60—80-х гг. и составлявших его легально-активную периферию. Обаяние этого мира Блок позже видел в его “благородстве” , в человеческой теплоте, которая в сфере общественности проявлялась “народолюбием”, пафосом жертвы, “сораспятием” . Потому-то интимная тема ухода из Дома в дальнейшем слилась у Блока с критикой либерального гуманизма XIX в. Другая важная примета жизни Бекетовых — интенсивность духовных поисков, высокая культура. Дед, ученый и общественный деятель; бабка, Е. Г. Бекетова, переводчица с английского, французского и других европейских языков; тетки (поэтесса Е. А. Краснова; детская писательница и переводчица М. А. Бекетова, будущий биограф Блока); наконец, мать поэта, А. А. Блок, тоже занимавшаяся литературным трудом, — все это были люди одаренные, широко образованные, любившие и понимавшие слово. Воспитание Блока неотделимо от подчеркнутого им самим “дворянского баловства” , от чувствительного восприятия , определивших длительное отсутствие “жизненных опытов” , наивность в быту и политике. Но этому же воспитанию Блок обязан тем, что жил с раннего детства в атмосфере ярких культурных впечатлений. Особенно важными оказались для него “лирические волны”, “набегавшие” от русской поэзии XIX в. — Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Фета, Тютчева, Полонского. Первые поэтические опыты Блока (1898—1900), частично объединенные им позднее в цикл “Перед светом”, говорят о его кровной связи с русской лирикой и о важности для него европейской поэтической традиции (Г. Гейне, романтически интерпретированный Шекспир и др. ). Восприятие мира юным Блоком определялось в основном романтическими воздействиями (противопоставление “поэта” “толпе”, апология “страсти” и дружбы, антитетичность и метафоризм стиля). В рамки этой же традиции вмещалось характерное и для зрелого Блока антиномичное отношение к действительности. В 1898—1900 гг. это — колебания между настроениями разочарованности, ранней усталости (“Пусть светит месяц — ночь темна.... ”) и пушкинско-батюшковским “эллинизмом”, прославлением радостей жизни (“В жаркой пляске вакханалий.... ”). Уже в раннем творчестве видна самобытность Блока: яркий лиризм, склонность к максималистски обостренному мироощущению, неопределенная, но глубокая вера в высокие цели Поэзии. Своеобразно и блоковское отношение к литературным традициям; культура прошлых веков для него — интимно близкая, живая, сегодняшняя. Он может посвящать стихи Е. Баратынскому или А. К. Толстому, наивно полемизировать с давно скончавшимся Дельвигом (“Ты, Дельвиг, говоришь: минута — вдохновенье.... ”). В 1901—1902 гг. круг жизненных впечатлений Блока значительно расширяется. Домашние и книжные влияния дополняются еще неясными, но мощными импульсами, идущими от самой действительности, от нового века, напряженно ждущего всеобщего и полного обновления. Важнейшим событием этих лет, наложившим отпечаток на всю жизнь и творчество поэта, станет его исполненное драматизма чувство к будущей жене, Л. Д. Менделеевой. " Все это ускорило исподволь подготовлявшийся творческий взлет. Разнонаправленные поиски ученика сменились созданием произведения, на редкость цельного и зрелого. При всей несомненной связи “Стихов о Прекрасной Даме” с мировой и русской лирикой цикл этот — не только ярко оригинальное, но и — для отечественной традиции — почти уникальное произведение. Личный поэтический опыт Блока, разумеется, перекликался с общим путем развития русского искусства. В предреволюционные годы оно переживало подъем романтических настроений, связанных с критикой позитивизма, буржуазности, с интересом к разнообразным утопиям прошлого, с мечтой о героическом преобразовании мира. Романтические настроения своеобразно преломились и в “Стихах о Прекрасной Даме”. Ключом к истолкованию пестрых жизненных и культурных впечатлений для автора этого цикла явилась поэзия Владимира Соловьева, овладевшая всем его существом “в связи с острыми мистическими и романтическими переживаниями” . Через лирику Соловьева Блок усваивает платоновские и романтические идеи “двоемирия” — противопоставление “земли” и “неба”, материального и духовного. Указанная антитеза, однако, претворяется в блоковском творчестве двояко. Иногда она подразумевает, что земной мир — это только вторичные, лишенные самостоятельной ценности и бытия “тени от незримого очами”: 7 Чуть слежу, склонив колени, Взором кроток, сердцем тих, Уплывающие тени Суетливых дел мирских.

Иногда же антитеза “материя — дух” помогает истолковать “земное” в духе соловьевских идей “синтеза” — как неизбежный и имеющий собственную значимость этап становления мирового духа. В последнем случае естественно прославление земной жизни, природы, страсти. Для молодого Блока эта ликующая радость бытия, дыхание земли — юной, красочной, многозвучной и радостной — особенно важны'.

Платоновско-соловьевскому мистицизму цикла соответствует символизм художественного мышления Блока. Непосредственные лирические переживания, эпизоды личной биографии, разнообразные впечатления поэта, широко отраженные в “Стихах о Прекрасной Даме”, — все это одновременно знаки предельно обобщенных процессов, складывающихся в своей совокупности в мистико-философский миф. Стихи цикла принципиально многоплановы. В той мере, в какой они говорят о реальных чувствах живых людей, это произведения интимной, пейзажной, реже — философской лирики. Но в той степени, в какой изображаемое причастие к глубинным пластам содержания, к мифу, сюжет, описания, лексика — словом, вся образная система цикла представляет цепь символов. Ни один из этих планов не существует отдельно: каждый из них как бы “просвечивает” сквозь другие в любой детали повествования. Как лирика, “Стихи о Прекрасной Даме” — собрание отдельных, вполне самостоятельных стихотворений, фиксирующих настроение данного момента. Осмысленные как миф, “Стихи о Прекрасной Даме” представляют повествование о тайнах мироустройства и становлении мира. Основная антитеза “небесного” и “земного” и чаяния грядущего “синтеза” этих двух начал бытия воплощаются в цикле в сложных отношениях Прекрасной Дамы (духовного начала бытия) и лирического героя, “я” — существа земного, живущего среди “народов шумных”, но устремленного душой в высь—к Той, которая “течет в ряду иных светил”. Высокая любовь лирического героя (гимны Даме — основной эмоциональный пафос цикла) — это любовь-преклонение, сквозь которое лишь брезжит робкая надежда на грядущее счастье. Любовь воплощена в мотиве Встречи лирического героя и Дамы. История Встречи, долженствующей преобразить мир и героя, уничтожить власть времени (“завтра и вчера огнем” соединить), создать царство божие на земле (где “небо вернулось к земле” ), — таков лирический сюжет цикла. С ним соотнесена лирическая фабула — идущая от стихотворения к стихотворению смена настроений, перипетий “мистического романа”. Именно эта фабула, более тесно, чем сюжет (миф), связанная со стоящей за текстом действительностью, играет в цикле особую роль. Она не только воплощает, но и развенчивает утопию мистического преображения мира. • Весенние надежды первых стихотворений сменяются то разочарованием и ревностью к таинственным двойникам, то все более нетерпеливым и страстным ожиданием земной любви, то не менее знаменательной боязнью Встречи. В миг воплощения “Дева, Заря, Купина” может превратиться в земное (злое, греховное) создание, а ее “нисхождение” в мир — оказаться падением. В программном стихотворении “Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.... ” это сочетание пламенной веры в неизменность Дамы (“Все в облике одном предчувствую Тебя”) и ужаса перед “превращением” (“Но страшно мне: изменишь облик Ты”) особенно ощутимо. Чаемого преображения мира и “я” в цикле так и не происходит. Воплотившись, Дама, как и боялся поэт, оказывается “иной”: безликой, инфернальной, а не небесной, и Встреча становится псевдовстречей. Поэт не хочет оставаться “старым” романтиком, влюбленным в далекую от жизни мечту. Он продолжает ждать не грезы, а земного воплощения идеала, хотя бы и отнесенного к далекому будущему. Поэтическим итогом “Стихов о Прекрасной Даме” оказываются одновременно и трагические сомнения в реальности мистического идеала, и верность светлым юношеским надеждам на будущую полноту любви и счастья, на грядущее обновление мира. “Стихи о Прекрасной Даме” отнюдь не дебют новичка. Это цикл стихотворений высочайшего духовного накала, буйно пульсирующих чувств, глубокой искренности — и одновременно произведение, отличающееся завершенностью и гармоничностью образов, уверенным и зрелым мастерством. Первый поэтический сборник Блока сразу же ввел его в мир большой русской поэзии. Творчество Блока во время революционной эпохи

Новый этап творчества Блока связан с годами подготовки и свершений первой русской революции. В это время выходит сборник “Стихи о Прекрасной Даме” (1904), создаются стихотворения, позже вошедшие в книги “Нечаянная Радость” (1907) и “Снежная маска” (1907), трилогия лирических драм (“Бала-ганчик”, “Король на площади”, “Незнакомка) — 1906). Начинается работа поэта в области критики и художественного перевода, возникают литературные связи, преимущественно в символистской среде . Имя Блока приобретает известность. В 1903—1906 гг. Блок чаще и чаще обращается к социальной поэзии. Он сознательно уходит из мира лирической отъединенности туда, где живут и страдают “многие”. Содержанием его произведений становится действительность, “повседневность” (хотя и истолковываемая порой сквозь призму мистики). В этой “повседневности” Блок все настойчивее выделяет мир людей, унижаемых бедностью и несправедливостью. В стихотворении “Фабрика” (1903) тема народного страдания выходит на первый план (ранее она лишь брезжила сквозь образы городской “чертовщины” — “По городу бегал черный человек.... ”, 1903). Теперь мир оказывается разделенным не на “небо” и “землю”, а на тех, кто, скрытый за желтыми окнами, принуждает людей “согнуть измученные спины” , и на нищий народ. В произведении отчетливо звучат интонации сочувствия “нищим”. В стихотворении “Из газет” (1903) социальная тема еще заметнее соединена с ярким сочувствием страдающим. Здесь рисуется образ жертвы социального зла — матери, которая не смогла вынести нищеты и унижения и “сама на рельсы легла” . Здесь же впервые у Блока появляется характерная для демократической традиции тема доброты “маленьких людей”. В стихотворениях “Последний день”, “Обман”, “Легенда” (1904) социальная тема поворачивается еще одной стороной — рассказом об унижении и гибели женщины в жестоком мире буржуазного города. Произведения эти очень важны для Блока. В них женское начало выступает не как “высокое”, небесное, а как “падшее” на “горестную землю” и на земле страдающее. Высокий идеал Блока отныне становится неотделимым от реальности, современности, социальных коллизий. Произведения на социальные темы, созданные в дни революции, занимают в сборнике “Нечаянная Радость” значительное место. Они завершаются так называемым “чердачным циклом” (1906), воссоздающим—в прямой связи с “Бедными людьми” Достоевского — уже вполне реалистические картины голодной и холодной жизни обитателей “чердаков”. Для Блока, как и для других символистов, характерно представление, что чаемая народная революция — это победа новых людей и что в прекрасном мире будущего нет места его лирическому герою и людям, близким ему но социально-психологическому складу. Вот они далёко,

    Весело плывут.
    Только нас с собою,
    Верно, не возьмут!

Гражданская лирика была важным шагом в осмыслении мира художником, при этом новое восприятие отразилось не только в стихотворениях с революционной темой, но и на изменении общей позиции поэта. Дух революционной эпохи Блок ощутил прежде всего как антидогматический, догморазрушающий. Не случайно именно в 1903—1906 гг. поэт отдаляется от мистицизма Вл. Соловьева и сам определяет новую фазу своей эволюции как “антитезу” по отношению к соловьевской “тезе”. Изменяется не только направленность поэтического внимания (“голоса миров иных”), но и представление о сущности мира. Поэтическое царство Прекрасной Дамы ощущалось Блоком как вечное и “недвижное” в основах: меняются лишь суетливые дела мирские, а Душа Мира—“в глубинах несмутима”. Новый поэтический символ, характеризующий глубинную природу бытия, — “стихия” — возникает в тесной связи с настроениями и взглядами других русских символистов, и прежде всего со взглядами Вяч. Иванова. “Стихия” воспринимается Блоком с 1904 г. как начало движения, всегдашнего разрушения и созидания, неизменное лишь в своей бесконечной изменчивости. Если контрасты в “Стихах о Прекрасной Даме”, при всем их разнообразии, укладывались в платоновскую идею “двоемирия” и составляли в целом царство высокой гармонии, то теперь жизнь предстает как дисгармония, как иррационально сложное и противоречивое явление, как мир множества людей, событий, борьбы: Есть лучше и хуже меня, И много людей и богов, И в каждом — метанье огня, И в каждом — печаль облаков.

“Стихия” (в отличие от “Души мира”) не может существовать как чистая идея: она неотделима от земных воплощений. Материальная воплощенность “стихийного” мира реализуется в важнейшей для Блока “Нечаянной Радости” теме земной страсти, сменившей мистическое поклонение “Деве, Заре, Купине”. Героиня новой лирики, которой восхищен поэт, — не только земная, но и шокирующе “посюсторонняя” женщина. Быть может, эта героиня, как и лирический герой “Нечаянной Радости”, когда-то “небо знала”. Однако в своем сегодняшнем воплощении—это “падшая звезда” (и “падшая женщина”). Встреча с “ней” происходит “в неосвещенных воротах”, в “змеином логовище”, в хмельном чаду загородного ресторана. Лирический герой Блока потрясен переживанием бурной земной страсти, дурманящим запахом духов и туманов . Поэтому в период “Нечаянной Радости” резко и неожиданно меняется общий облик лирики Блока. Здесь большое место занимают стихотворения о городе, о природе, где нет ни образа лирического героя, ни мотивов любви. С другой стороны, полностью меняется характер лирического переживания: вместо рыцарского. поклонения Даме — земная страсть к “многим”, к “незнакомке”, встреченной в мире большого города. Новый облик любовной темы вызван многими причинами: общемировоззренческими (исчезновение высокой веры в “Деву, Зарю, Купину”), социальными (рост интереса к городской жизни, к “низам” города), биографическими (сложность и драматизм отношений Блока с женой). Мотивы дикой страсти находят вершинное выражение в цикле “Снежная маска” (1907). Не менее ярко “стихия” воплощается и в других дуновениях жизни: в теплоте и прелести “низменной” природы (стихотворения 1904—1905 гг. , позже составившие цикл “Пузыри земли”), в опьяняющем водовороте городских событий. “Здесь и теперь” оказывается не только главной темой, но и высшей ценностью блоковской лирики этих лет. В иррациональной дисгармонии вечно движущейся, материально воплощенной “стихии” поэт обнаруживает красоту, силу, страстность, динамизм и праздничность. Апология “стихий” имела и еще одну важную особенность. Начав с интереса к “низшей” природе (“Пузыри земли”), Блок постепенно все чаще изображает “людей природы”, наделенных притягательными чертами стихии. Не случайно героиня лирики этих лет всегда — прямо или опосредованно — связанная с блоковским поэтическим идеалом, — это зачастую пламенная и страстная дочь народа (“Прискакала дикой степью.... ”). Впоследствии Блок начинает относиться к своему творчеству периода “антитезы” весьма настороженно, порой пронзительно ощущая “бездны”, подстерегающие человека на путях пассивной самоотдачи “стихиям”. Блок постоянно ощущает тревожную необходимость искать какие-то новые пути, новые высокие идеалы. И именно эта неуспокоенность, скептическое отношение к универсальному скепсису, напряженные поиски новых ценностей отличают его от внутренне самодовольного декадентства. В знаменитом стихотворении “Незнакомка” (1906) лирический герой взволнованно вглядывается в прекрасную посетительницу загородного ресторана, тщетно пытается узнать, кто перед ним: воплощение высокой красоты, образ “древних поверий”, или Незнакомка — женщина из мира пьяниц “с глазами кроликов”? Миг — и герой готов поверить, что перед ним — просто пьяное видение, что “истина в вине” . Но, несмотря на горькую иронию заключительных строк, общий эмоциональный строй стихотворения все же не в утверждении иллюзорности истины, а в сложном сочетании преклонения перед красотой, волнующего чувства тайны жизни и неутолимой потребности ее разгадать. И медленно, пройдя меж пьяными. Всегда без спутников, одна, Дыша духами в туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругуе шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очарованный И очарованную даль.

Новое мироощущение породило изменения в поэтике. Тяга назад, в гармонический мир Прекрасной Дамы, совмещается в творчестве Блока этих лет с резкой критикой соловьевского утопизма и мистики, а влияния европейского и русского модернизма — с первыми обращениями к реалистической традиции (Достоевский, Гоголь, Л. Толстой). Разрушение поэтического мифа о мистической красоте, спасающей мир, заметно расшатывает систему блоковских символов Мир предстает теперь перед лирическим героем как смена хаотических впечатлений, смысл которых сложен и порою непости жим. Стремление показать сложность мира иногда вызывает нарочитое нагромождение образов, связанных не внутренним сходством, а внешним пространственно-временным соседством. Стены фабрик, стекла окон, Грязно-рыжее пальто,

Развевающийся локон — Все закатом залито.

Появляются характерные черты импрессионистической поэтики. Идее сложной “несимметричности” мира соответствует оби лие метафор, оксюморонов, полемическое соотнесение образов “Нечаянной Радости” с образами “Стихов о Прекрасной Даме”. В годы революции отходит в прошлое вера поэта в “золотой век”, в тот “рай”, где жили только двое. Мир “Нечаянной Радости” многолик и многолюден, это царство многообразных персонажей и не связанных друг с другом сюжетов. Блоковской лирике суждено было пройти через этот мир релятивной множественности, прежде чем поэт вновь обрел чувство единства жизни, ее связи с высоким идеалом человечности.

“Постреволюционный” Блок

Блок — поэт, потрясенно воспринимавший мир. Неудивительно, что опыт революции 1905 г. не только не прошел для него бесследно, но и отразился наиболее заметно в творчестве первых лет столыпинской реакции. Поэт создает в эти годы такие яркие циклы, как “Вольные мысли” (лето 1907), “Фаина” (1906—1908), “На поле Куликовом” (1908). Но не менее существенно его стремление отодвинуть лирику на второй план, обратившись к драме (“Песня Судьбы”) и к прежде далекой ему публицистике (статьи о народе и интеллигенции). В 1906—1907 гг. Блок испытывает кратковременное, но сильное чувство к актрисе театра Комиссаржевской — Н. Н. Волоховой. Это чувство он сам по-прежнему ощущает как стихию. Однако если в первом “волоховском” цикле — “Снежная маска” речь шла, как и в предшествующей лирике, о “стихиях души” лирического героя, о прекрасной, но губительной страсти, то в цикле “Фаина” стихия — это народная сущность героини, любовь к которой является одновременно приобщением лирического героя к национальной жизни. Не случайно “хмельная” страсть неотделима здесь от образов хоровода, от интонаций русской плясовой или частушки: Гармоника, гармоника! Эй, пои, визжи и жги! Эй, желтенькие лютики, Весенние цветки! С ума сойду, сойду с ума, Безумствуя, люблю,

Что вся ты — ночь, и вся ты — тьма, И вся ты — во хмелю....

Иначе, но во многом сходно решается образ стихии в “Вольных мыслях”. Яростная любовь к жизни и радости земного бытия переполняют душу героя цикла, удаленного здесь от мистического миропонимания; они противостоят воспеванию смерти в творчестве Ф. Сологуба и ряда других символистов: Хочу, Всегда хочу смотреть в глаза людские, И пить вино, и женщин целовать, И яростью желаний полнить вечер, Когда жара мешает днем мечтать И песни петь! И слушать в мире ветер!

Образы ветра, метели прошли через всю поэзию Блока, став в ней своеобразными опорными символами динамизма жизни. Цикл “На поле Куликовом” — высшее поэтическое достижение поэта 1907—1908 гг. Пронзительное чувство родины соседствует здесь с особого рода “лирическим историзмом”, способностью увидеть в прошлом России свое, интимно близкое — сегодняшнее и “вечное”. Для блоковского художественного метода этих и дальнейших лет примечательны и попытки преодолеть символизм, и глубинная связь с основами символистского видения мира. В своих раздумьях о судьбах Родины Блок обращается к об лику старой России, издавна характеризуемой как Россия нищая и униженная. Такой видится она и Блоку. Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые — Как слезы первые любви!

Есть в творчестве Блока некие постоянные образы-символы, выявляющие наиболее глубинные и устойчивые стороны его мироощущения. Одна из важнейших групп таких образов связана с представлением о цели жизни. Жизнь без цели — абсурд для юного Блока и неизбывный ужас для Блока зрелого: не случайно бесцельность бытия станет одной из основных характеристик “страшного мира” реакции. Цель всегда соотносится Блоком с образами будущего (“только будущим стоит жить”, —скажет он несколько позже) — с временем реализации высокого идеала. Темы цели, будущего, идеала, отодвинутые в 1903—1906 гг. импрессионистическими зарисовками мира “здесь и теперь”, в годы осмысления опыта первой русской революции вновь выступают на передний план. Однако они существенно изменены сравнительно с юношеской лирикой Блока. Цель перемещается с “небес” на “горестную землю”, неразрывно сплавившись с надеждами на “вочеловечение” идеала, его земное воплощение, а сам идеал в 1907—1908 гг. окончательно наполняется гуманистическим содержанием, соединяется с “безумной” мечтой о прекрасном человеке будущего. Одновременно в лирике (“Фаина”, “На поле Куликовом”), драме (“Песня Судьбы”) и публицистике (“Три вопроса” и др. ) появляется новый “образ-понятие” — долг, определяющий отношение сегодняшнего человека к будущему, художника (и — шире — интеллигента) к народу: Нет! Счастье — праздная забота, Ведь молодость давно прошла. Нам скоротает век работа, Мне — молоток, тебе — игла.

Долг находит свое высочайшее отображение в мотивах героического боя с врагом за счастье Родины. Впервые этот высокий образ воплощается и становится ведущим в рассматриваемом цикле “На поле Куликовом”. Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались.

Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. — Молись! Историзм поэтического мышления Блока обусловлен, прежде всего представлением о сложности и трагизме жизни, связанным с характерным для него пафосом движения и героики битв. Это обеспечивает непрерывную связь времен. И вечный бой! Покой вам только снятся

    Сквозь кровь и пыль.... Летит, летит степная кобылица
    И мнет ковыль.
    Закат в крови! Из сердца кровь струится!
    Плачь, сердце, плачь.... Покоя нет! Степная кобылица
    Несется вскачь!

В царстве “вечного боя” человек поставлен историей, “мировой средой” в противоречивые, трагические отношения с другими людьми. Состояние высокой, героической готовности к “бою” и гибели порождается ощущением причастности человека к высокой трагедии бытия. Для блоковского творчества конца 1900-х гг. характерно господство этического, гуманистического пафоса. Но этические поиски и решения поэта неоднозначны. Как и в годы первой русской революции, он не приемлет христианского пафоса терпения и толстовского непротивления злу. Но в то же время решение вопроса об отношении личности к народу, о путях современной интеллигенции, о долге окрашивает блоковское народолюбие в тона жертвенности, “добровольного обнищания”. Позже эта двойственность будет осознаваться поэтом как одно из выявлений диалектической сложности мира и человека. Заметно меняются эстетические воззрения Блока. Он резко критикует теперь все разновидности “нового искусства”, говорит о принципиальной важности “заветов” писателей-демократов прошлого века, о неизбежной “встрече” символистов и реалистов. Высокая оценка творчества Горького в статье “О реалистах” (Блок признает Горького выразителем того, что вкладывается в понятие Русь, Россия) приводит его к расхождениям с позицией большинства символистов, к многолетней ссоре с недавним близким другом Андреем Белым. Сближение с реалистической литературой должно было, по мысли Блока, решить такие кардинальные для современного художника проблемы, как обращение искусства к жизни, народность и национальность культуры, идейность и “программность” творчества. Разрыв с “новым искусством” обозначила и более ранняя “лирическая драма” “Балаганчик” (1906), направленная против мистиков-соловьевцев. Один из героев пьесы Арлекин говорил: Здесь никто понять не смеет, Что весна плывет в вышине!

Здесь никто любить не умеет, Здесь живут в печальном сне!

Здравствуй, мир! Ты вновь со мною! Твоя душа близка мне давно Иду дышать твоей весною В твое золочое окно!

Новое, еще только складывающееся понимание истории включало и художественную картину единого, вечно движущегося мира, и внутренние “соответствия” разных сторон жизни (разных “путей” ее). Это делало возможным самые широкие поэтические уподобления, создание новой системы образов-символов (Фаина—Россия; наполненный новым значением гоголевский об раз тройки; “Куликовская битва” как символ готовности к битве с врагами родины и др. ). Таким образом, в 1907—1908 гг. формируются весьма существенные для позднего Блока черты поэтики, сочетающей реалистические традиции с глубинной символичностью образа.

Новый поворот

Новый — с весны 1909 г. — поворот в творчестве Блока наступает с кажущейся неожиданностью. Внешним толчком стали тяжелые переживания, связанные со смертью (на восьмой день после рождения) усыновленного Блоком ребенка Л. Д. Блок. Ощущение бесконечно тяжелой, “глухой ночи” столыпинской реакции, конечно, было знакомо поэту и раньше. Но теперь оно на какое-то время становится господствующим настроением, заглушая недавнее восхищение революцией — юностью “с нимбом вокруг лица” , веру в ее неотвратимость. Весной 1909 г. измученные Блоки уезжают в Италию. Эта поездка вызвала появление цикла “Итальянских стихов” — яркого выражения настроений нового трехлетия. Щемящие ноты тоски, “безысходность печали” сливаются с мыслями о современной европейской цивилизации как давно мертвом мире. И виноградные пустыни, Дома и люди — все гроба.

Лишь медь торжественной латыни Поет на плитах, как труба.

Ощущение сложности и противоречивости искусства как выявления “многострунности” мира составит важную черту блоковского мировосприятия 1910-х гг. , хотя и наполнится во многом иным, чем в предшествующий период, содержанием. Это время вершинного расцвета дарования Блока, создания им таких итоговых произведений, как поэмы “Возмездие” (1910—1921) и “Соловьиный сад” (1915), драма “Роза и Крест” (1913). Подспудные истоки поэзии этих лет—ощущение конца реакции, охватившее русское общество. “Есть Россия, которая, вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой, может быть, более страшной”, —пишет Блок. Вера в близкие грандиозные потрясения резко меняет эмоциональный тонус его творчества: пессимизм уступает место “мужественному” отношению к миру. Поэт начинает живо интересоваться отвергавшимися им ранее “политикой” и “социальностью”, возвращается к мыслям о том, что реальность ценнее мечты и что “талантливое движение, называемое „новым искусством", кончилось; т. е. маленькие речки, пополнив древнее и вечное русло чем могли, влились в него” . Вместе с тем отношение к миру у Блока и сейчас противоречиво. Новым символом, отражающим восприятие мировой субстанции, становится “Дух музыки”. Это — ключевой символ зрелого блоковского творчества, родственный универсальным символам “Душа мира” и “стихия” и вместе с тем глубоко от него отличный. Образ этот восходит к немецким романтикам, Шопенгауэру, Ницше и Вагнеру, связываясь с представлением о мире как эстетическом феномене, об интуитивно-творческом постижении мира как наиболее глубоком и о музыке как высшем искусстве. Образы “музыки” были широко распространены в культуре начала XX в. , как символистской (Белый, Вяч. Иванов и др. ), так и соприкасавшейся с символизмом. В отличие от более ранних символов, “дух музыки” наиболее ярко реализуется, по Блоку, в истории, современной действительности и культуре. В отличие от “стихии” становление “духа музыки” не только развязывает элементарные силы природы и души, но и создает мир все более сложный, “гармонизированный”. Гармонии “Стихов о Прекрасной Даме” и хаосу “Нечаянной Радости” противостоят теперь образы бытия, стройного и буйного одновременно. Не без основания Блок определял этот период своей эволюции как “синтез”. В 1910-е гг. почти одновременно создаются стихотворения различного эмоционального пафоса. Темные, страшные стороны действительности обрисованы в циклах “Страшный мир” (1909— 1916) и “Возмездие” (1908—1913). “Страшный мир”—это царство тьмы, зла, социальной несправедливости, где “богатый зол и рад”, а бедный “вновь унижен” , —обречен на гибель. Человек, живущий в “страшном мире”, и сам становится игрушкой в руках темных, “демонических” сил. В душе его развязаны “дикие страсти”, превращающие самое светлое начало жизни — любовь — в губительную страсть, горькую, “как полынь” (3, 8). В цикле “Страшный мир” (как и ранее в цикле “Город”) Блок рисует современную ему — преимущественно городскую -действительность, униженных обитателей земного ада, а также тех “демонов” и живых мертвецов, в которых силы зла воплотились наиболее явно. Но “страшный мир” — и более широкое понятие, это изображение состояния души лирического героя с ее предчувствием гибели, с ее духовной опустошенностью и смертельной усталостью. Земное сердце уставало Так много лет, так много дней...

Земное счастье запоздало На тройке бешеной своей'

В стихотворном цикле “Возмездие” главной темой станет тот же “страшный мир”, отраженный в душе лирического героя. Прекрасный от природы человек искажен “жизни суетой” и сам становится частью страшной действительности. И все же поэт знает, что “в тайне — мир прекрасен” и жизнь, история, совесть несут отступнику Прекрасного неизбежное возмездие Облик и судьбы главного персонажа блоковской лирики неотделимы от облика и судеб современного человека, от путей России. Тема возмездия была распространена в литературе 1910-х гг. , но в творчестве Блока она приобрела свою особую окраску, свою особую интонацию. Однако не только гнетущие картины “глухой ночи” созданы Блоком в 1910-е гг. Для лирики этих лет ключевыми становятся бунтарская непримиренность поэта и вера его в грядущее счастье человечества. С ними связан пафос цикла “Ямбы” (1907—1914) и новые стихи о России. Я верю: новый век взойдет Средь всех несчастных поколений Недаром славит каждый род Смертельно оскорбленный гений. Пусть день далек — у нас всё те ж Заветы юношам и девам:

Презренье созревает гневом, А зрелость гнева — есть мятеж

Такое отношение к будущему предполагает, что многие его черты воплощены уже в настоящем. Разрозненное мелькание “знаков” будущего сливается в блоковской поэзии в образ России, который заметно усложняется. Сквозь бытовой, нищий облик Родины поэт видит ее идеальную и неизменную (“ты все та же”) сущность. Будущее для Блока — не отказ от прошлого, а итог “воплощения” всего высокого, что достигнуто духовным опытом человека, опытом истории. Он убежден, что Россия бескрайных степей (“Роковая, родная страна”) обретает свой новый лик.

Путь степной — без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, —и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг.... На пустынном просторе, на диком Ты все та, что была, и не та, Новым ты обернулась мпе ликом, И другая волнует мечта .

Вступившая на новые пути Россия юна и прекрасна, она “невеста”, ее ждет “праздник радостный, праздник великий”, и она не повторит путей старой России и современной Америки. Лирика зрелого Блока создает сложную картину мира, “прекрасного” и “страшного” одновременно. Среди сил, противостоящих “старому миру”, для поэта большую роль играла природа. Свирель запела на мосту,

    И яблони в цвету. И ангел поднял в высоту
    Звезду зеленую одну, И стало дивно на мосту
    Смотреть в такую глубину,
    В такую высоту.

Блоковские пейзажи связаны с демократическим представлением о природном мире как о высокой нравственной норме, они вырастают на почве градаций русской природоописательной лирики от Пушкина до Тютчева и Фета. К прекрасному миру отнесены и высокая красота искусства (“Смычок запел...”, “Натянулись гитарные струны.... ”), миги душевной ясности (“Есть минуты, когда не тревожит.... ”), светлые воспоминания о юности и любовь—уже не небесная, а земная, исполненная глубокой страсти и нежности (“Протекли за годами года.... ”, цикл “Через двенадцать лет”). Черты прекрасной в своих основах, подлинной жизни раскрываются во многих произведениях циклов “Арфы и скрипки” (1908—1916) и “Кармен” (1914; посвящен известной исполнительнице роли Кармен — артистке Л. А. Дельмас).

Поздняя лирика Блока

Художественный метод Блока весьма выразительно проявился в его итоговой работе — в подготовке к печати в издательстве “Мусагет” “Собрания стихотворений” (кн. 1—3. М. , 1911—1912) Поэт осмысляет свою лирику как единое произведение, как “трилогию”, посвященную “одному кругу чувств и мыслей”, которому он “был предан в течение первых двенадцати лет сознательной жизни” . В первый том этой “трилогии” включена лирика 1898— 1904 гг. (основное место в нем занимают “Стихи о Прекрасной Даме”); во второй входят стихотворения 1904—1908 гг. , а в третий — произведения конца 1900—начала 1910-х гг. Над этой “трилогией” Блок работал до конца своей жизни, дополняя ее новыми стихами. Основным мотивом, связующим разрозненные произведения и во многом определяющим композицию “Собрания стихогворений”, является “идея пути”, осмысление поэтом собственного развития, собственной эволюции. В то же время Блок воспринимает свой путь как путь современного человека и уже — как путь интеллигента нового столетия. В связи с этим для его “трилогии лирики” очень существенна ориентация на социальный роман XIX в. и прежде всего на “Евгения Онегина”, по аналогии с которым он называет свою “трилогию” романом в стихах. Поэзия первого тома (в центре здесь — “Стихи о Прекрасной Даме”) повествует о начале духовного становления героев. Это прекрасное царство юности, мир первой любви, идеализированного восприятия окружающего. Но неумолимая сила всеобщего движения разрушает первозданную гармонию “синего берега рая”. Второй том посвящен изображению “низвержения” героев с вершин одинокого счастья в “страшный мир” действительности (в основе этого тома лежат сборник “Нечаянная Радость” и цикл “Снежная маска”). В третьем томе звучит мелодия “прошлого”, благословение мира первой любви, мира юности.

И вижу в свах твой образ, твой прекрасный, Каким он был до вочи злой и страстной, Каким являлся мне. Смотри: Все та же ты, какой цвела когда-то, Там, над горой туманной в зубчатой, В лучах немеркнущей зари

Поэт вспоминает старый дом, духовную родину лирического “я”, голубой и розовый мир неба и закатного солнца, мир веселья и музыки, гармонии “Стихов о Прекрасной Даме”. В этих воспоминаниях порою явно звучат автоцитаты из ранней лирики (ср. : “Там, над горой Твоей высокой, Зубчатый простирался лес”). Теперь этот мир ушел безвозвратно. Однако память о прошлом — не только печаль о невозвратимом, но в та высокая норма, к которой стремится герой. Эта юность, эта нежность — Что для нас она была?

Всех стихов моих мятежность Не она ли создала?

Под роковым воздействием “страшного мира” в лирическом “я” выявляются черты “демона”, предателя — “Иуды” и даже “вампира” (цикл “Черная кровь”). Эти его облики подчеркивают мотив личной ответственности за царящее в мире зло. В “трилогии” возникает тема трагической вины человека. Одновременно “я” предстает и как “нищий”, “униженный”” обреченный на гибель (“Поздней осенью из гавани.... ” ). Герою во многом родствен образ “инфернальной” героини, которая появилась в лирике 1903—1906 гг. Она, как и лирический герой, — “падшая”, -“униженная”, но и в ней просвечивает ее прежний облик “Души мира”. Встречи героя и демонической женщины, предельно искажающие идеалы “вечной” первой любви, завершаются гибелью либо женщины (“Черная кровь”), либо героя (“Из хрустального тумана.... ”). Однако гибель— лишь один из возможных вариантов завершения пути героя. Мысль героя о вине личности за зло современной ему действительности повлекла эа собою вторжение в содержание второго и особенно третьего “тома” толстовского “исповедального” пафоса, но при этом изображение самой действительности пронизано диалектическим мироощущением. Жизнь не только страшна, но и прекрасна своей сложностью, динамизмом чувств и страстей. В легком сердце — страсть я беспечность, Словно с моря мне подан знак... Над бездонным провалом в вечность, Задыхаясь, летит рысак. Снежный ветер, твое дыханье, Опьяненные губы мои.... Валентина, звезда, мечтанье! Как поют твои соловьи....

Идея трагической вины сменяется в “трилогии” важным для творчества Блока мотивом осознанного, мужественно-волевого выбора пути. В “третьем томе” герой предстает и в героическом, и в жертвенном облике. Это все как бы части души лирического “я”. Но в восприятии поэта переход от настоящего к будущему связан с иным героем—воином, борцом “за святое дело”. Образ этот играет особенно важную роль в “трилогии”. И как бы ни было глубоко порою в блоковской поэзии “последнее отчаяние”, в ней живет отмеченная уже вера в грядущее. Обращение Блока к теме русской поэзии

1910-е гг. , когда Блок обратился к глубоко личной и одновременно традиционной теме русской поэзии — Родине, к ее судьбе и судьбе художника, неразрывно с ней связанного, — эти годы сделали Блока первым поэтом России. И все же слова “Сегодня я — гений” принадлежат не автору лирической “трилогии”, а человеку нового рубежа: они были написаны Блоком в день окончания поэмы о гибели старого мира — “Двенадцать”. Блок принял Октябрь, ответив на вопрос, может ли интеллигенция сотрудничать с большевиками: “Может и обязана” и призвав современников “слушать революцию”. Превозмогая усталость, болезни, трудности жизни в замерзающем, голодном Петрограде, нелюбовь к мешающим творчеству “службам”, отчаяние и боль ночных воспоминаний о разрушенном — теперь уже не в стихах, а на самом деле — шахматовском доме. Блок с беззаветностью русского интеллигента погрузился в стихию новой жизни. Это был тот самый “уход” из старого уклада жизни, неизбежность которого поэт предсказал еще в 1907—1908 гг. Новое влекло Блока именно в его наиболее радикальных, максималистски революционных формах. “Переделать все” , в романтическом порыве сжечь весь старый мир в огне “мирового пожара” — в такие формы отлился теперь некогда комнатный эсхатологизм воспитанника бекетовского дома. Поэтому и все личные “уходы” и разрывы — от переставшего существовать Шахматова до бойкота со стороны ближайших друзей, отвергших революцию, — Блок воспринял в дни Октября с трагически мужественным “восторгом”. В январе 1918 г. Блок пишет свою знаменитую поэму “Двенадцать”. “Искусство всегда разрушает догмы”, — утверждал Блок в дни революции. Поэма “Двенадцать” разрушала догмы не только уходящей жизни, но и догмы старого искусства, а во многом и поэтического сознания Блока 1910-х гг. Пронизанная порывом разрушения “всего”, дыханием ледяных ветров, сжигающих “старый мир”, эта поэма революционна и по духу, и по своей художественной структуре. Оттого так велико было ее воздействие не только на поэзию, но и на прозу 1920-х гг. Несколько иной облик принимает революционная настроенность Блока в поэме “Скифы” (январь 1918). Антиномия уходящей и новой культуры здесь раскрыта в виде противопоставления буржуазного Запада и революционной России. Запад — мир “цивилизации”, рационализма, “рассудка”, неспособного на губительные и творческие страсти. Они присущи России, царству культуры первозданно дикой, но яркой, героической: Да, так любить, как любят ваша кровь,

Никто вз вас давно не любит! Забыли вы, что в мире есть любовь, Которая и жжет, и губит!

В “Скифах” изображена и еще одна сила, воплощенная в образах “диких орд”, “свирепых гуннов”: это сила слепой, стихийной анархии, готовой разрушить все, накопленное веками Истории. Живая, народная культура “скифов” резко отделяется и от умирающей буржуазной цивилизации, и от хаоса всеуничтоже-ния. Сущность и миссия “России-Сфинкса” — в ее готовности синтезировать, унаследовать все великие завоевания “премудрой” Европы, соединив их с пламенной героикой скифства. Мы любим все — и жар холодных числ,

    И дар божественных видений,
    Нам внятно все—и острый галльский смысл,
    И сумрачный германский гений....
    Мы помним все....

Эта же миссия имела и другую сторону оградить Европу от слепых стихий разрушения. Для вас — века, для нас — единый час.

    Мы, как послушные холопы,
    Держали щит меж двух враждебных рас
    Монголов и Европы!

Теперь Европа сама должна защищать себя. Но гибель ее культуры — хотя, по Блоку, и возможный, но отнюдь не неизбежный путь истории. Поэт верит в иные, высшие ее пути — в братское слияние многовекового духовного наследия Европы и России:

    В последний раз—опомнись, старый мир!
    На братский пир труда и мира,
    В последний раз на светлый братский пир
    Сзывает варварская лнра!

В дальнейшем отношение Блока к тем или иным революционным событиям могло быть весьма неровным. Однако идея революции казалась ему высокой и прекрасной до последних дней его трагически, после мучительной болезни, оборвавшейся жизни {август 1921).

В последние годы жизни Блок выступает прежде всего как публицист, критик, театральный деятель. Он не только говорит о культуре, но и активно содействует приобщению к ней нового общества. Весьма примечательна его работа в Большом драматическом театре, в издательстве “Всемирная литература”. Блок считал, что культура, искусство с их “органической” и “веселой” сложностью — конденсаторы будущего, антиподы деспотизма, бюрократии и мещанской серости. Вне культуры нет жизни, нет и гармонической, разносторонне прекрасной личности — “человека-артиста”, которому, но Блоку, принадлежит это будущее. Знаменем русской “синтетической” культуры для Блока становится “веселое имя: Пушкин”. Это он поддерживал в сегодняшних людях веру в “тайную свободу”, он помогает им в “немой борьбе” за будущее; с его именем они — Пропуская дней гнетущих

    Кратковременный обман,
    Прозревали дней грядущих
    Сине-розовый туман.

В пушкинском творчестве Блок находит для себя последнее, наиболее полное выражение гармонического: “веселый”, “артистический” мир и одновременно — мир высокой человечности. Интонации пушкинского “Пира Петра Великого” вносят в последнее стихотворение Блока “Пушкинскому Дому” (11 февраля 1921) дух светлой гуманности, превращая его в художественное и гражданское завещание поэта. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Вл. Орлов “Поэт и город” Лениздат 1980

А. Блок . Избранное. Стихотворения и поэты. Краснодарское книжное издательство 1978 3. П. Громов . А. Блок. Его предшественники и современники Москва. -Л. 1966 4. Д. Максимов. Поэзия и проза А. Блока Л. ,1975