Формирование европейского романтизма обычно относят к концу XVIII—первой четверти XIX века. Отсюда ведут его родословную. В таком подходе есть своя правомерность. В это время романтическое искусство наиболее полно выявляет свою сущность, формируется как литературное направление. Однако писатели романтического мировосприятия, т. е. такие, которые осознают несовместимость идеала и современного им общества, творили задолго до XIX столетия. Гегель в своих лекциях но эстетике говорит о романтизме средних веков, когда реальные общественные отношения в силу своей прозаичности, бездуховности вынуждали писателей, живущих духовными интересами, уходить в поисках идеала в религиозную мистику. Точку зрения Гегеля во многом разделял Белинский, который еще больше расширил исторические границы романтизма. Критик находил романтические черты у Еврипида, в лирике Тибулла, считал Платона провозвестником романтических эстетических идей. Вместе с тем критик отмечал изменчивость романтических взглядов на искусство, их обусловленность определенными социально-историческими обстоятельствами. Правильность концепции Белинского подтверждена опытом развития литературы. Романтизм обнаруживает себя в самые различные периоды истории и в творчестве самых различных по своим убеждениям писателей. Во многом романтический характер носят поэзия миннезингеров, средневековые романы о Тристане и Изольде, “Парцифаль” , “0кассен и Николетта” и другие, некоторые драмы Кальдерона (“Жизнь есть сон”, “Поклонение кресту”) и Шекспира (“Цимбелин”, “Буря”). Гофман считал “в высшей степени романтическим поэтом” “очаровательного Гоцци”, особо выделив его пьесу-сказку “Ворон”. Взлет романтизма произошел на рубеже XVIII—XIX веков, когда в ходе борьбы с силами феодально-монархической реакции окончательно утвердился буржуазный строй жизни. Эта эпоха выдвинула корифеев романтической литературы —Байрона, Шелли и других. Яркая вспышка романтического искусства связана с пролетарским освободительным движением, когда романтические мотивы очень сильно зазвучали в творчестве молодого Горького (“Девушка и смерть”, “Песня о Соколе”). В неоромантическом русле развивается поэзия А. Блока, наиболее крупного романтика XX века. Романтическое миропонимание присуще поэтам Пролеткульта и “Кузницы” (В. Александровский, М. Герасимов и другие), вызванным к жизни Октябрьской революцией.

Романтизм в своих истоках — явление антифеодальное. Он сформировался как направление в период острого кризиса феодального строя, в годы Великой французской революции и представляет собой реакцию на такой общественный правопорядок, в котором человек оценивался прежде всего по своему титулу, богатству, а не по духовным возможностям. Романтики протестуют против унижения в человеке человеческого, борются за возвышение, раскрепощение личности.

Романтизм –это прежде всего особое миропонимание, основанное на убеждении о превосходстве “духа” над “материей”. Творческим началом, по мнению романтиков, обладает все подлинно духовное, которое они отождествляли с истинно человеческим. И, напротив, все материальное, по их мысли, выдвигаясь на первый план, уродует подлинную природу человека, не позволяет проявиться его сущности, оно в условиях буржуазной действительности разобщает людей, становится источником вражды между ними, приводит к трагическим ситуациям. Положительный герой в романтизме, как правило, возвышается по уровню своего сознания над окружающим его миром корысти, несовместим с ним, цель жизни он видит не в том, чтобы сделать карьеру, не в накоплении богатств, а в служении высоким идеалам человечества— гуманности, свободе, братству. Отрицательные романтические персонажи, в противоположность положительным, находятся в гармонии с обществом, их отрицательность и заключается прежде всего в том, что они живут по законам окружающей их буржуазной среды. Следовательно (и это очень важно), романтизм—не только устремленность к идеалу и поэтизация всего духовно прекрасного, это в то же время обличение безобразного в его конкретной социально-исторической форме. Причем критика бездуховности задана романтическому искусству изначально, вытекает из самой сути романтического отношения к общественной жизни. Конечно, не у всех писателей и не во всех жанрах она проявляется с должной широтой и интенсивностью. Но критический пафос налицо не только в драмах Лермонтова или в “светских повестях” В. Одоевского, он ощутим также в элегиях Жуковского, раскрывающих скорби и печали духовно богатой личности в условиях крепостнической России. Романтическое миропонимание в силу своей дуалистичности (разомкнутость “духа” и “матери”) обусловливает изображение жизни в резких контрастах. Наличие контрастности одна из характерных черт романтического типа творчества и, следовательно, стиля. Духовное и материальное в творчестве романтиков резко противопоставлены друг другу Положительный романтический герой обычно рисуется как существо одинокое, кроме того, обреченное на страдание в современном ему обществе (Гяур, Корсар у Байрона, Чернец у Козлова, Войнаровский у Рылеева, Мцыри у Лермонтова и другие). В изображении безобразного романтики достигают часто такой бытовой конкретности, что трудно отличить их творчество от реалистического. На основе романтического миропонимания возможно создание не только отдельных образов, но и целых произведений, реалистических по типу творчества. Примером может служить творчество писателей “неистовой словесности” во Франции (Ж. Жанен, П. Борель и другие), в России— “светские повести” В. Одоевского (“Княжна Мими” и другие). В них все приметы реалистичности, но это реализм лишь по стилю, возникший на почве романтического взгляда на жизнь. Героини повестей—воплощение одной лишь бездуховности, они живут в мире сплетен, все человеческое в них задушено условностями светского быта. В произведениях не чувствуется движения жизни, которое наличествует в искусстве, реалистическом по методу.

Романтики выступали против любых проявлений своекорыстия, эгоизма и индивидуализма, принявших особо опасные размеры в условиях буржуазного общества. Они славили жизнь нецивилизованных народов, в которой видели начала коллективизма (Байрон, Пушкин), идеализировали патриархальный крестьянский уклад (Тик, Вордсворт), создавали социальные утопии, картины идеального будущего (Гюго, Э. Сю), в котором люди опять-таки живут по законам любви и дружбы. Конечно, романтики были далеки от понимания объективных закономерностей исторического развития, не знали реальных путей в грядущий мир красоты и гармонии, они лишь пророчески (и во многих случаях гениально) предсказывали наступление царства свободы.

Романтизм беспощаден к тем, кто, борясь за собственное возвышение, помышляя об обогащении или томясь жаждой наслаждений, преступает во имя этого всеобщие нравственные законы, попирает общечеловеческие ценности (гуманность, свободолюбие и другие). За содеянные преступления их карает богиня Немезида (Берта, Христиан у Тика, Сарданапал, Наполеон у Байрона, Иван Грозный, Борис Годунов в трилогии А. К. Толстого и другие). Романтики резко осудили за безмерное тщеславие “прельстившегося самовластьем” (Пушкин) Наполеона. В 1812 г. Шелли пишет Дж. Хоггу: “К Буонапарте я отношусь крайне отрицательно; я его ненавижу и презираю. Побуждаемый самым низменным честолюбием, он творит дела, которые отличаются от разбойничьих только числом людей и средств, находящихся в его распоряжении”. Такие инвективы—обычное явление в творчестве романтиков, хотя некоторые из них преклонялись перед гением Наполеона.

В романтической литературе немало образов героев, зараженных индивидуализмом (Манфред, Лара у Байрона, Печорин, Демон у Лермонтова и другие), но они выглядят как существа глубоко трагические, страдающие от одиночества, жаждущие слияния с миром простых людей. Раскрывая трагизм человека - индивидуалиста, романтизм показал сущность подлинной героики, проявляющей себя в беззаветном служении идеалам человечества (Прометей у Байрона и Шелли, герои лирики Рылеева и Кюхельбекера, Мцыри у Лермонтова, Жан Вальжан у Гюго, Данко у Горького). Личность в романтической эстетике ценна не сама по себе. Ее ценность возрастает по мере возрастания той пользы, которую она приносит народу. Утверждение в романтизме человека состоит прежде всего в освобождении его от индивидуализма, от пагубных воздействий частнособственнической психологии.

Формирование романтизма связано с историческим взглядом на искусства как на явление подвижное, вечно изменяющееся в связи с развитием общества и обладающее в силу этого в каждый исторический период своими неповторимыми чертами. Один из первых теоретиков европейского романтизма Ф. Шлегель (1772—1829) назвал романтическую поэзию одновременно прогрессивной и универсальной. Прогрессивность ее он усматривал в том, что она “находится еще в процессе становления; более того, самая сущность ее заключается в том, что она вечно будет становиться, никогда не приходя к своему завершению. Она не может быть исчерпана никакой теорией, и только ясновидящая критика могла бы решиться на характеристику ее идеалов. Единственно она бесконечна и свободна, и основным своим законом признает произвол поэта…”. Шлегель и его единомышленники отвергали всякую эстетическую нормативность, насаждавшуюся классицизмом, отстаивали мысль о подвижности жанровых форм, изменчивости вкусов, что выводило теорию литературы на широкую дорогу исторического исследования. С идеей прогрессивности искусства непосредственно связано учение теоретиков немецкого романтизма (Ф. Шлегеля, Жан -Поля Рихтера и других) о романтической иронии, занимающее большое место в системе их эстетических воззрений. Поскольку в истории, в общественной жизни, рассуждали они, все развивается, нет ничего вечного, абсолютного, поскольку заслуживают иронического отношения к ceбe консерваторы в политике эстетике, претендующие на абсолютность своих убеждений. Романтики иронически относились также к самим себе, к своим взглядам. Ирония ими понималась как способность “с высоты оглядывать все вещи, бесконечно возвышаясь над всем обусловленным, включая сюда и собственное свое искусство и добродетель и гениальность”. Ни один художник, с их точки зрения, не в состоянии вполне выразить в своих произведениях свой замысел, свой идеал. Романтическая ирония нашла свое воплощение в творчестве Тика, Гофмана, Гейне и ряда других писателей. Она проявляется не только в критике всего изжившего себя, но используется романтиками в психологическом плане для осмеяния тех явлений, от влияния которых им необходимо освободить. Универсальность (второй важнейший признак романтической поэзии) заключается в стремлении романтического искусства вобрать в себя всю полноту жизни во всех ее проявлениях, во всех сложных взаимосвязях и взаимопереходах и эстетических категорий–низкого и возвышенного, прекрасного и безобразного, трагического и комического, - выразить и объективное содержание изображаемого, и душу самого автора. “Только романтическая поэзия, —пишет Ф. Шлегель, - подобно эпосу, может быть зеркалом всего окружающего мира, отражением эпохи”.

Романтики ставят перед искусством большие задачи, ориентируют его на создание произведений, имеющих не узко социальное, а широкое, общечеловеческое значение. Особенно показательна в данном случае точка зрения Шеллинга, получившая в дальнейшем признание в романтической эстетике ряда стран.

Ранний европейский романтизм формировался в те годы, когда художественная литература вступила в полосу известного кризиса — в начавшемся процессе измельчания просветительского реализма. Просветительские традиции обогащал, поддерживал на высоте требований времени, по существу, один Гёте, автор “Фауста”. Однако его творчество ввиду философской насыщенности, широкого применения условных форм художественной изобразительности не пользовалось популярностью среди демократических читательских кругов. Из романистов наиболее популярен был А. Лафонтен, сочинивший множество далеких от жизни сентиментальных, семейно-бытовых романов. Аналогом в драматургии было творчество Иффланда и Коцебу, поэтизировавших в своих драмах бюргерские добродетели. Шеллинг с тревогой отмечал снижение уровня художественного творчества и как теоретик стремился возродить высокое представление об искусстве “в этот век литературной крестьянской войны, которая ведется против всего высокого, великого, зиждущегося на идеях.... когда фривольность, чувственное возбуждение или благородство низкого свойства— это кумиры, которым воздается величайший почет”. Шеллинг считает, что подлинный писатель не ставит своей конечной целью раскрытие семейных конфликтов или развенчание пороков, возникающих в феодальном и буржуазном обществе. Перед ним задачи большего масштаба, его интересуют проблемы, стоящие перед человеком на данной стадии исторического развития. “.... Роман, — пишет Шеллинг, —должен быть зеркалом общего хода человеческих дел и жизни, а потому не может быть частной картиной нравов, в которой мы никогда не выйдем за пределы узкого горизонта социальных отношений.... ”. В центре романтического искусства находится человеческая личность, ее духовный мир, ее идеалы, тревоги и печали в условиях буржуазного строя жизни, жажда свободы, независимости. Романтический герой страдает от отчуждения, от невозможности изменить свое положение. Поэтому популярными жанрами романтической литературы, наиболее полно отражающими сущность романтического миропонимания, являются трагедии, драматическая, лиро-эпическая и лирическая поэмы, новелла, элегия. Романтизм раскрыл несовместимость всего подлинно человеческого с частнособственническим принципом жизни, и в этом его большое историческое значение. Он ввел в литературу человека-борца, который, несмотря на свою обреченность, действует свободно, ибо осознает, что для достижения цели необходима борьба. Г. В. Плеханов пишет: “Шеллинг показал, чтосвобода человеческих действий не только не исключает необходимости, но напротив, предполагает ее как свое условие”. Романтики показали, что искусство зиждется на столкновении человеческого с буржуазным. Это та почва, на которой произрастают всякого рода конфликты, художественно воплощенные в произведениях романтической литературы. Изображение человеческого, духовно прекрасного, иными словами романтического, в его противоборстве со всеми бездуховными формами общественной жизни обеспечивает произведению, по мнению теоретиков романтизма, эстетическое бессмертие, ибо находит живой отклик в сердце каждого человека любой исторической эпохи. Отсюда обязательность романтического в любом подлинно поэтическом творчестве, так как, по мнению Ф. Шлегеля, оно “не жанр, а элемент всякой поэзии”, без него искусство мертвеет, утрачивает одухотворенность, эстетичность, а вместе с тем и воспитательное значение. Романтическое входит в содержание произведения, составляет неотъемлемую часть его идейного строя, поэтому его не следует смешивать с лирическим, которое выражает эмоциональное отношение автора к изображаемому и является характеристикой лишь стиля писателя. Романтическое не тождественно также субъективному. Романтическая субъективность выражает себя в принципе построения образа, сюжета, композиции и, следовательно, опять-таки характеризует стиль произведения, но в другом плане, чем лиризм. Романтики борются за широкое изображение жизни - и положительных, и отрицательных ее явлений. Однако главное их внимание приковано к прекрасному. “Все романтическое, что можно найти в нравах, должно быть взято; нельзя пренебрегать приключениями, если они могут служить целям символики. Обыденная действительность подлежит воспроизведению, чтобы стать предметом иронии и какого-либо противопоставления”. Ориентируя современных ему писателей на создание произведений, не умирающих вместе с породившим их веком, Шеллинг естественно приходит к мысли о необходимости мифологизации литературы, т. е. насыщения ее образами-символами, которые, обладая исторической конкретностью, заключают в себе общечеловеческое, не уничтожимте в ходе истории. Все великие художники прошлого, по мысли Шеллинга, шли по этому пути. Дон-Кихот Сервантеса — и обнищавший испанский идальго конца XVI—начала XVII века, и вместе с тем вечный, появляющийся в каждую эпоху романтический тип человека-борца. Столь же символичен и Санчо Панса. “Выведенные Данте исторические личности, как Уголино, — пишет Шеллинг, — будут всегда считаться мифологическими. Также и Шекспирсоздал себе собственный круг мифов не только из исторического материала своей национальной истории, но и из обычаев своего времени и своего народа. Насколько можно судить о гётевском Фаусте по тому фрагменту, который мы имеем, это произведение есть не что иное, как сокровеннейшая, чистейшая сущность, нашего века: материал и форма созданы из того, что в себе заключала вся эта эпоха, со всем тем, что она вынашивала или еще вынашивает. Поэтому “Фауста” и можно назвать подлинно мифологическим произведением”. Романтизму в Европе и в России предшествовали сильные реалистические традиции, представленные творчеством просветителей-реалистов (Дидро, Бомарше во Франции; Лессинг, писатели “бури и натиска” в Германии; Филдинг, Смоллет в Англии; Фонвизин, Новиков, Радищев в России). В просветительском реализме отражена преимущественно повседневная жизнь “частных людей” (дворян, чиновников, коммерсантов), занятых устройством не политических, а частных дел. Характер тематики, распространенной в реалистическом творчестве--XVIII в. , привел к утверждению, господству двух наиболее популярных жанров в демократической литературе того времени —семейно-бытового романа (“Памела” Ричардсона, “История приключений Джозефа Эндрюса и его друга Абрахама Адамса” Филдинга, “Жизнь Марианны” Мариво, “Монахиня” Дидро и другие) и бытовой так называемой “мещанской” драмы (“Побочный сын”, “Отец семейства” Дидро, “Евгения” Бомарше, “Домашний учитель” Ленца и другие).

Великая Французская буржуазная революция, потрясшая до основания устои старого общества, изменила психологию не только государственного, но и “частного человека”. Участвуя в классовых битвах, в национально-освободительной борьбе, народные массы творили историю. Политика становилась как бы их повседневным делом. Изменившаяся жизнь, новые идейно-эстетические потребности революционной эпохи требовали для своего изображения новых форм. Жизнь революционной и послереволюционной Европы трудно было уложить в рамки бытового романа или бытовой драмы. Пришедшие на смену реалистам романтики ищут новые жанровые структуры, трансформируют старые.

Для романтиков характерна широта, масштабность художественного мышления. Для воплощения идей общечеловеческого значения они используют христианские легенды, библейские сказания, античную мифологию, народные предания (“Пророческие книги” Блейка, “Небо и земля”, “Каин” Байрона, “Освобожденный Прометей” Шелли и т. п. ). Поэты романтического направления прибегают к фантастике, к символике и другим условным приемам художественной изобразительности, что дает им возможность показывать действительность в таком широком развороте, какой был совершенно немыслим в реалистическом искусстве. Вряд ли, например, можно передать все содержание “Демона” Лермонтова, придерживаясь принципа реалистической типизации. Поэт обнимает своим взором все мироздание, набрасывает космические пейзажи, в воспроизведении которых реалистическая конкретность, привычная в условиях земной реальности, была бы неуместна:

    На воздушном океане
    Без руля и без ветрил
    Тихо плавают в тумане
    Хоры стройные светил.

Характеру поэмы более соответствовала в данном случае не точность, а, напротив, неопределенность рисунка, в большей мере передающего не представления человека о мироздании, а его чувства. Точно так же “заземление”, конкретизация образа Демона привели бы к известному снижению понимания его как существа титанического, наделенного сверхчеловеческой мощью. Романтическая символичность, отвлеченность также оправдывают себя там, где жизнь рассматривается на огромном историческом пространстве, в стремительном движении от одних форм к другим. В “Королеве Маб” Шелли на колоссальном небесном экране перед читателем проходит европейская история, начиная с античности и кончая будущим “золотым веком”. Ясно, что для реалистического воплощения такого замысла потребовалась бы не одна поэма, а десятки солидных романов. Интерес к условным приемам художественной изобразительности объясняется тем, что романтики часто ставят на разрешение философские, мировоззренческие вопросы, хотя, как уже отмечалось, они не чуждаются и изображения будничного, прозаически-повседневного, всего того, что несовместимо с духовным, человеческим. В романтической литературе (в драматической поэме) конфликт строится обычно на столкновении не характеров, а идей, целых мировоззренческих концепций (“Манфред”, “Каин” Байрона, “Освобожденный Прометей” Шелли), что, естественно, выводило искусство за пределы реалистической конкретности. Романтизм широко раздвинул не только временные и пространственные границы искусства, но и обогатил его тематически. Во все романтические жанры влилась политика, вошла живая современность, находящаяся в процессе революционного преобразования, в борьбе различных общественно-политических сил. В XVII—XVIII вв. актуальные политические вопросы рассматривались на историческом материале и главным образом в драматургии. Корнель, Расин, Вольтер, Сумароков, Шиллер и другие широко использовали труды античных историков, события национальной истории, отдавая предпочтение тем, которые позволяли поставить животрепещущие проблемы века, выразить свою точку зрения. Романтики вводят современность в эпические жанры. Их интересует преимущественно психология современного молодого поколения, близкого им по строю мыслей и чувств. Так возникает исповедальный роман—“Атала” и “Рене” Шатобриана, “Дельфина”, “Коринна, или Италия” де Сталь, “Адольф” Констана, “Исповедь сына века” Мюссе и другие. Политическая тема входит в поэму (“Паломничество Чайльд - Гарольда” Байрона), в путевой очерк (“Путевые картины” Гейне), в лирику, усиливая ее революционное звучание.

В романтической литературе иным стал образ положительного героя, В творчестве просветителей это был естественный человек (Том Джонс у Филдинга, Сюзанна Симонен у Дидро). Его естественность (искренность, простодушие) противопоставлялась тем, кто живет не по законам природы, а по моральным установлениям общества, т. е. руководствуется в своем поведении соображениями карьеры, материального преуспеяния, а не велениями сердца. Однако герою просветительского романа или “мещанской” драмы присущи черты исторической ограниченности. Его положительность не выходит за пределы семейной, любовной проблематики. История еще не поставила перед ним вопросов политического значения. Его политическое сознание еще по-настоящему не проснулось. Он живет преимущественно чувством, еще не задумывается о путях развития общества. Существенные перемены произошли в этом отношении в революционном сентиментализме и революционном классицизме. Сен-Пре (“Новая Элоиза” Руссо) не только чувствителен, он размышляет о трагической судьбе индейцев, о тяжелом положении крестьян во Франции. В философских повестях Вольтера (“Задиг”, “Кандид” и других) герои — свидетели или участники событий большого общественно-политического плана. Вольтер раскрывает бесчеловечность, безумие современного ему мира, в котором несчастны люди самых различных общественных рангов. Но герои его повестей (Кандид, Простодушный) остаются до конца наивными простаками, не осознающими причин своих несчастий. Романтизм ввел в искусство человека не только больших страстей, но и беспокойной, пытливой мысли, размышляющего о социальных, политических, философских вопросах времени (Манфред, Каин, Демон и другие). Естественность для него низшая, уже пройденная ступень, хотя он тоскует душой о первозданной простоте.

Интеллектуальность романтического героя, его склонность к рефлексии во многом объясняется тем, что он действует в иных условиях, чем персонажи просветительского романа или “мещанской” драмы XVIII столетия. Последние действовали в замкнутой сфере бытовых отношений, тема любви занимала в их жизни одно из центральных мест. Романтики вывели искусство на широкие просторы истории. Они увидели, что судьбы людей, характер их сознания определяет не столько социальная среда, сколько эпоха в целом, происходящие в ней политические, социальные, духовные процессы, влияющие самым решительным образом на будущность всего человечества. Тем самым рушилась идея самоценности личности, ее зависимости от самой себя, своей воли, выявлялась ее обусловленность сложным миром социально-исторических обстоятельств. Эти завоевания романтизма оказали большое влияние на развитие критического реализма XIX в. , особенно русского. Герои в произведениях Тургенева (Рудин, Лаврецкий, Базаров), Достоевского (Мышкин, братья Карамазовы и другие) живут интересами всей страны и даже всего человечества.

Романтизм как определенное миропонимание и тип творчества не следует смешивать с романтикой, т. е. мечтой о прекрасной цели, с устремленностью к идеалу и страстным желанием видеть его осуществленным. Романтика в зависимости от взглядов человека может быть как революционной, зовущей вперед, так и консервативной, поэтизирующей прошлое. Она может вырастать на реалистической основе и носить утопический характер. В. И. Ленин высоко ценил мечту, обгоняющую “естественный ход событий”, обладающую способностью “поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека”. Без умения мечтать, по мнению Владимира Ильича, не могут быть доводимы до конца “обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни”.

Своеобразное место в истории мирового “романтического движения” занимает русский романтизм первой трети XIX в. В нем существовал ряд своих течений (“элегическая школа” Жуковского, группа Грибоедова— Катенина, “любомудры”, писатели-декабристы, Н. Полевой II т. д. ). Следует отметить, что в русской литературе ведущую роль играли прогрессивные романтики, которые в той или иной форме критиковали самодержавно-крепостническую действительность. Творчество их было лишено мистики, органично связано с просветительской идеологией, утверждало веру в человека. Теоретики передового русского романтизма (Рылеев, Кюхельбекер, Н. Полевой, Бестужев-Марлинский и другие) сделали для себя определенные выводы из революционных событий в Западной Европе. Мысль об изменчивости жизни прочно входит в их сознание. Улавливая диалектику исторического развития, они решительно отмежевываются от классицистов, выступают против метафизических взглядов на общество, на эстетику, в частности оспаривают тезис о неизменяемости прекрасного. Исходя из положения об изменчивости истории и человеческих понятий, романтики выступают против подражания античности, отстаивают принципы самобытного искусства, основанного на правдивом воспроизведении своей национальной жизни, ее быта, нравов, поверий и т. д. “Сущность романтизма, —констатирует “Московский телеграф”, —состоит именно в том, что.... уничтожая всякую подражательность исключительному образцу, он требует развития самобытного, народного, чтобы тот или другой народ самобытно ввести в историю человечества, развивая его народные стихии”. Подобные мысли разделяет вся передовая романтическая критика. Русские романтики защищают идею “местного колорита” которая предполагают изображение жизни в национально-историческом, своеобразии. Это было началом проникновения в искусство национально-исторической конкретности, что в конечном результате привело к победе реалистического метода в русской литературе. Только творчество, вырастающее на национальной основе, может быть, по мнению теоретиков русского романтизма, вдохновенным, а не рассудочным. Подражатель по их убеждению, лишен вдохновения. Однако русские романтики полагали, что предметом изображения должна быть только жизнь, взятая в ее поэтических мгновениях, прежде всего чувства и страсти человека. В связи с этим они отвергли из-за “прозаичности” “Евгения Онегина” и другие произведения реалистической литературы. В борьбе с метафизическими взглядами на эстетические категории, в защите историзма, диалектических воззрений на искусство, в призывах к конкретному воспроизведению жизни во всех ее связях и противоречиях заключается историческое значение русской романтической эстетики. Ее основные положения сыграли большую конструктивную роль в формировании теории критического реализма.