В ответ на замечание Аксакова, что современная русская жизнь не дает материала для комедии, Гоголь сказал, что это неправда, что комизм кроется везде, что, живя посреди него, мы его не видим; но что “если художник перенесет его в искусство, на сцену, то мы сами над собой будем валяться со смеху”. Похоже, что в этой фразе и заключается общий смысл новаторства Гоголя в драматургии: основной задачей становится перенос комизма повседневной жизни на сцену. Как сказал в одной из своих статей Григорьев, “очевидно то, что новая руда открыта великим поэтом, руда анализа повседневной обычной действительности*. Такой выбор предмета творчества диктовал и художественные средства. Пьесы Гоголя это комедии, но комедии, противопоставленные классическим произведениям этого жанра, во-первых, по сюжету (в сравнении с высокой комедией), а во-вторых, типы, выведенные в комедиях Гоголя, противопоставлены типам пьес того времени. Вместо хитроумных любовников, несговорчивых родителей на сцене появились живые, повседневные национальные характеры. Убийства, яд Гоголь изгоняет: в его пьесах сумасшествие, гибель становятся следствием сплетен, интриг, подслушивании. Гоголь переосмысливает принцип “единства действия” как единства замысла и исполнения его главным героем. В пьесах Гоголя не герой управляет сюжетом, а сюжет, развивающийся по логике азартной игры, несет героя. Цели героя противостоит конечный результат, приближение к цели оказывается удалением от нее “на огромное расстояние” (“Владимир третьей степени”).

Гоголь создает необычную для пьесы ситуацию: вместо одной личной или домашней интриги изображается жизнь целого города, что значительно расширяет социальный масштаб пьесы и позволяет осуществить цель написания пьесы: “собрать в одну кучу все дурное в России”. Город предельно иерархичен, внутри него сосредоточено развитие всей комедии. Гоголь создает новаторскую ситуацию, когда раздираемый внутренними противоречиями город становится способным к цельной жизни, благодаря общему кризису, общему чувству страха перед высшими силами. Гоголь охватывает все стороны общественной жизни управления, но без “административных подробностей”, в “общечеловеческом облике”. В “Театральном разъезде” сказано: “человеческое сыщется везде”. В его комедии при широкой системе должностных лиц выведен большой диапазон духовных свойств: от добродушной наивности почтмейстера до каверзничества Земляники. Каждый персонаж становится своего рода символом. Но определенное психологическое свойство соотносится с персонажем не как его главная черта, а скорее как диапазон определенных душевных движений (почтмейстер, как говорит сам Гоголь, “лишь простодушный до наивности человек”, но с не менее простодушным ехидством он при чтении письма Хлестакова трижды повторяет: “Городничий глуп, как сивый мерин”). Все чувства героев переводятся из искусственного в сферу их реального проявления, но при всем при этом человеческая жизнь берется писателем во всей ее глубине. И когда Бобчинский говорит Хлестакову: “Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский”. Гоголь показывает в этой просьбе стремление “означить свое существование в мире”, самое высокое мгновение его жизни.

В своей пьесе Гоголь старается ограничить комические эффекты. “Ревизор” - это комедия характеров. Мы смеемся, по словам Гоголя, не над “кривым носом” персонажей, а “над кривою душою”. Комическое в пьесе подчинено обрисовке типов, возникает из проявления их психологических и социальных свойств. В “Театральном разъезде” Гоголь пишет: “Да, если принимать завязку в том смысле, как ее обыкновенно принимают, так ее точно нет. Но, кажется, уже пора перестать опираться на эту вечную завязку . Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место, “блеснуть и затмить, во что бы то ни стало, другого, отметить за пренебрежение, за насмешку. Не более ли теперь имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь? ” Итак, Гоголь отказывается от традиционного построения пьесы. Немирович-Данченко довольно четко выразил новые принципы построения пьесы: “Самые замечательные мастера театра не могли завязать пьесу иначе, как в нескольких первых сценах. В “Ревизоре” же одна фраза: “Я пригласил вас, господа, для того, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет ревизор”, - и пьеса уже начата. Аналогична и развязка. Гоголь находит сценическое движение в неожиданностях, которые проявляются в самих характерах, в многогранности человеческой души, как бы примитивна она ни была. Внешние события пьесу не движут. Сразу задается общая мысль, идея: страх, который и является основой действия. Это позволяет Гоголю резко изменить в конце пьесы жанр: с раскрытием обмана Хлестакова комедия переходит в трагедию”.

Если в 1832 году Гоголь пишет Погодину: “Драма живет только на сцене. Без нее она как душа без тела”, то в 1842 году Гоголь предпосылает своей пьесе эпиграф “Неча на зеркало пенять, коли рожа крива”, явно рассчитанный на читателя, что дало критикам повод говорить об общей несценичности комедии. И, хотя комедия действительно очень тяжела для сценического воплощения, и сам Гоголь писал о неудовлетворенности ее постановками, комедия все-таки была рассчитана именно на зрителя. Принцип “четвертой стены” соблюдается, и кроме: “Чему смеетесь? Над собой смеетесь! ” в зал реплик нет. Но Гоголь впервые в русской комедии рисует не отдельный островок порока, в который вот-вот может нахлынуть добродетель, а часть единого целого. У него фактически нет обличении, как в комедии классицизма, критическое начало пьесы в том, что его модель города можно расширить до общероссийского масштаба. Широкое жизненное значение ситуации “Ревизора” в том, что она могла возникнуть почти везде. В этом - жизненность пьесы.