Христианство и ислам о преодолении зла

ПЛАН

Введение……………………………………………………………… 3

Часть 1. Христианская доктрина о доброй и злой природе

человека……………………………………………………... 4

Часть 2. Человек – добро или зло. Представление о сочетании

доброго и злого в исламской доктрине и вопрос

о преодолении злого……………………………………….. 8

Заключение…………………………………………………………… 12

Список используемой литературы………………………………….. 13

Введение.

Тема моей контрольной работы – «Христианство и ислам о преодолении

зла». Хотелось бы отметить, что актуальность исследований в данном русле

объясняется тенденцией на сближение религиозных ветвей, наличествующая в

современном мире. Нахождение границ соприкосновения – задача, стоящая перед

нашим исследованием.

Работа логически поделена на две главы. В первой главе

рассматривается вопрос о преодолении зла в христианском мире. Вторая глава

всецело отдана исламу. В тоже время во второй главе проводиться

сравнительный анализ между христианской и исламской доктринами.

Для написания контрольной работы я использовал литературу по теме

«Философия» и «Религиоведение». Взаимосвязь этих предметов объясняется

выбранной мною темой. Особенно хотелось бы отметить такие издания как Фромм

Э. «Психоанализ и этика», «Западная философия: от истоков до наших дней»,

написанная Дж. Реале в соавторстве с Д. Антисери. В данных книгах

рассматриваются вопросы христианской этики в их историческом развитии.

Использовано также несколько периодических изданий.

Часть 1. Христианская доктрина о доброй и злой природе человека.

Положение гуманистической этики, что человек способен познать добро и

действовать согласно природе в силе своих возможностей, опираясь при этом

на разум, было бы пустым звуком, если бы была верной догма о врожденном от

природы зле человека. По мнению противников гуманистической этики, человек

по природе склонен к враждебности к себе подобным, к таким поркам как

зависть, ревность, лень, которые сдерживаются лишь страхом. Представители

же гуманистической этики считают, что человек по природе добр, и стремление

к разрушениям не является неотъемлемой частью его натуры.

Согласно Сократу, причиной зла в человеке является неведение, а не

предрасположенность человека к враждебности. Однако Ветхий Завет

рассказывает, что история человека началась с акта грехопадения и в

результате получается, что все его стремления злы с детства. Раннее

средневековье было ознаменовано спорами, возникшими вокруг интерпретации

библейского мифа о падении Адама. По мнению Августина, с момента падения

Адама природа человека стала развращенной. Каждое поколение рождалось

проклятым из-за первоначального неповиновения человека. На мой взгляд, если

бы тогда человек покорился, не было бы поколений.

Оказав сопротивление Богу и тем самым совершив зло Адам, с другой

стороны, приносит в мир добро, выступив в роли прародителя всех людей,

живущих на планете Земля. Возможно, что Адам и совершил грех, но не

является ли этот грех личным грехом Адама? Именно с этих позиций выступил

Пелагий, главный противник Августина. Пелагий утверждал, что грех,

совершенный Адамом не имел никаких последствий для следующих поколений.

Таким образом, любой человек появляется на свет чистым и неиспорченным

как Адам до своего грехопадения, однако на каком-то этапе своего жизненного

пути человека все равно совершит грех. Этот грех Пелагий рассматривал как

результат дурного воспитания и неумения противостоять соблазну.

Победу в споре об изначальной греховности человека одержал Августин и

эта победа, как высказался Э. Фромм, определила, а также на многие века

помрачила разум человека.

Позднее средневековье свидетельствует о возрастании веры в

человеческое достоинство. Мыслители Ренессанса, также как и теологи (Фома

Аквинский и др.) в XIII в. выражали ту же веру, несмотря на то, что взгляды

на человека во многом расходились и что Аквинат никогда не доходил до

радикализма, содержащегося в «ереси» Пелагия. Фома Аквинский

руководствовался тезисом: «Все сущее есть благо, потому что все сущее –

сущее». «Этот тезис о благословенности всего сущего ясно характеризует

томизм как христианскую метафизику».[1] Таким образом, все сотворенное

всевышним несет в себе добро. Нельзя выразить музыкальную идею одним

звуком, богатство идеи требует богатство красок. Щедрость творца – в

бесконечно изумляющем многообразии созданных форм. По мнению Фомы

Аквинского, любой христианин является оптимистом, так как быть исполненным

неподдельным изумлением, чувствовать симфонию красок, форм, звуков в любом,

даже в самом ничтожном, божественном создании – это значит, участвовать в

божественной благодати, обладать бытием. В том случае, если человек будет

сумрачным, не будет замечать ничего благого, при этом умаляя достоинства

сотворенного, пренебрегая им, то человек постепенно утратит бытие. Все

сущее благостно, но все сущее также стремиться к совершенству, значит

благое – это объект воли, желания и т.д. Добро – это желание совершенства.

Сущее благословенно, так как сотворено любящим Богом, а его воля к любви

изначальна, однако она является производной у человека. Аквинат считает,

что на Земле существует благо, которое достойно само по себе и его желают

ради него самого; благо полезное, то есть благо, которое хотят для чего-то

иного; благо-наслаждение, которое несет счастье. Первое и третье блага

Аквинат находит в виде Бога, а блага второго типа, то есть земные Аквинат

относит к целям.

Противоположная идея – идея о врожденном зле выражена в учениях Лютера

и Кальвина. «Только если человек осознает, что он совсем не может быть

творцом своей судьбы, он может спастись: действительно спасение зависит не

от него, а от Бога, и, пока он остается неразумно убежденным в том, что

якобы он делает себя, он обманывается и не совершает ничего, кроме

греха».[2] Человек, прокладывая «отчаянием» себе дорогу к спасению и

вверяясь воле Божьей, приближается к благодати. Человеческую волю Лютер

рассматривает как рабу Божию или Люцифера. Она подобна лошади под двумя

наездниками – бога и демона: если везет на себе Бога, то едет за Богом, а

если – демона, то едет туда, куда и демон. У нее отсутствует способность

выбора, всадники спорят между собой: кому владеть ею. Никакое усилие не

спасет человека, единственно благодать Божия и сострадание Божие, и это

является тем убеждением, которое согласно Лютеру дарует добро и мир. Лютер

настаивает на духовной свободе каждого отдельного индивида, а также на его

праве обращать к Богу без посредника (то есть священника). Величайшее

препятствие на пути спасения человека – это его гордыня, он может

преодолеть ее только сознанием вины, или раскаянием, безоговорочным

подчинением Богу и верой в его милосердие.

Обе эти линии оказались вплетенными в структуру современной мысли.

Идея человеческого достоинства и силы была провозглашена философией

Просвещения. Однако наиболее радикально она была высказана Ф. Ницше. Ницше

задается вопросом: не является ли добро злом? Не есть ли Бог – выдумка и

ухищрение дьявола? И, может быть, в последней основе все ложно? «Идея

человеческой никчемности и ничтожности нашла новое к этому времени, почти

секуляризованное выражение в авторитарных системах, в которых государство

или «общество» стало верховным управителем, тогда как в отношении

отдельного человека, осознающего свою собственную незначительность,

предполагалось, что он должен обрести себя в системе подчинения и

повиновения».[3]

У З. Фрейда эти две противоположные идеи нашли свое выражение в

терминах психологической теории. Фрейд был, во многих отношениях типичным,

на мой взгляд, представителем просветительского духа, верящего в разум и

право человека защищать свои естественные права от культурных условностей и

социального давления. В тоже время Фрейд защищал те взгляды, согласно

которым человек ленив по своей природе, склонен потворствовать себе и его

необходимо силой наставлять на путь социально полезной деятельности. Теория

Фрейда является дуалистической. В ней рассматривается человек не как по

существу добрый и не как по существу злой. По мнению Фрейда, человек есть

совокупность двух равных, но противоположно направленных сил. Такой же

дуалистический взгляд на природу человека характерен для многих религиозных

и философских систем.

Мне более всего импонирует теория Фрейда, так как она оставляет место

для идеи о добродетельности человека и одновременно объясняет дремлющую в

человеке разрушительную силу. Эту разрушительную силу может игнорировать

только поверхностно мыслящий человек, склонный принимать желаемое за

действительное.

Но эта дуалистическая позиций – начальный этап изучения вопроса о

добре и зле и она не дает ответа на некоторые психологические и этические

проблемы. Следует ли понимать дуализм в том смысле, что стремление к жизни

и стремление к разрушению являются врожденными и равными по силе

способностям человека? Если это так, то в этом случае гуманистическая этика

неизбежно сталкивается с проблемой обуздания этой разрушительной силы без

помощи авторитарных команд и санкций. Или ответ на этот вопрос может быть

близким по духу к принципам гуманистической этики, и соответственно

противоположность указанных стремлений следует понимать как-то иначе?

Возможность ответа на эти вопросы зависит от нашего проникновения в природу

враждебности и разрушительных импульсов. Фрейд считал, что «инстинкт

смерти» противостоит всем жизнеутверждающим инстинктам как разрушительное

начало. Однако эта гипотеза чужда биологии.

По мнению К. Лоренца в мире существует еще и агрессия (так называемое

зло). «Агрессия – это такой же инстинкт, как и все остальные, и в

естественных условиях так же служит сохранению рода и вида».[4]

До сих пор не утихают споры в христианской и исламской доктрине

относительно природы добра и зла. В средние века Бог рассматривался как

добро, а силы, противостоящие ему как зло, но большинство ученных

современности склонны считать человека как совокупность доброго и злого.

Часть 2. Человек – добро или зло. Представление о сочетании доброго и злого

в исламской доктрине и вопрос о преодолении злого.

В каждом человеке уживается доброе и злое начало. Однако в природе

существует основное зло – это зло нравственное: оно состоит в нарушении

деятелем ранга ценностей, а именно в себялюбии (эгоизме). По мнению Н.О.

Лосского, правильное соотношение ценностей требует большей любви к Богу,

чем к себе. Существенная черта ложного пути поведения есть отпадение от

Бога в той или иной степени, а вместе с тем обособление от всех божьих

существ. «Разрывы, распады, нарушения целостности мира, возникающие в

следствие отпадения от Бога, приводят к различным видам производного зла.

Прежде всего, эгоистическое обособление существа ведет к обеднению его

жизни: какие бы поступки не совершал деятель, если они руководствуются

эгоистическими мотивами, хотя бы отчасти, основная цель именно совершенная

полнота бытия, оказывается не достигнутой, и поэтому поступок не доставляет

полного удовлетворения».[5] Вся жизнь этого существа, его стремления,

достижения, наслаждения оказываются двойственными по природе: все, что его

привлекает в то же время и отталкивает его от себя; всякое достигнутое

наслаждение таит в себе горечь разочарования и абсолютное утомление,

пресыщение и жажду перемены. Существо, отпавшее от Бога обнаруживает в себе

душевные несовершенства, и как вследствие этого душевные страдания, а также

телесные несовершенства и телесные страдания.

Исламская доктрина провозглашает: «В любом добре есть капелька зла,

любое зло есть капелька добра». Действительно милосердие человека – это

своего рода добро, однако английский философ XIX в. Т. Флауэр утверждал:

«Безразборчивая раздача милостыни нищим и бедным является источником

огромного зла». В филантропии усматривается двойственность, неискренность,

она может рассматриваться как один из источников разложения общества. «С

объективной точки зрения социальные явления в любом обществе, в котором

есть различные силы, преследующие свои частные обособленные интересы и

осуществляющие их посредством борьбы за социальное и политическое

доминирование, - характеризуются внутренней разнонаправленностью».[6]

Благотворительность может заключаться в камуфляже партикулярных

интересов организаторов этой акции. Однако, благотворительность сама по

себе, например, оказание помощи больным, неимущим или поддержка молодых

дарований, и камуфляж партикулярных интересов – явления по природе своей

различные. Необходимо выяснить, в чем заключается социальный смысл

блатворительности. Организация благотворительных мероприятий стоит бтльших

денег, чем сама помощь страждущим. Эти мероприятия обставляются с такой

помпезностью, что привлекают больше формой, нежели содержанием. Мандевиль

однажды сказал: «Гордость и тщеславие построили больше больниц, чем все

добродетели вместе взятые». Такая добродетель отождествляется с тщеславием,

желанием заслужить похвалу современников и остаться в памяти потомков. К

этому присоединяются и прагматические мотивы: суммы, потраченные на

благотворительность не облагаются налогом. Таким образом, добро в человеке,

выражающееся в его благотворительной деятельности граничит с тщеславием, с

желанием окружить себя ореолом славы. С точки зрения гуманистической

этики, зло – это все, что направлено против жизни. Как я уже сказал выше,

добро отождествляется с жизнью, зло – со смертью. Выбор между жизнью и

смертью – фундаментальная этическая альтернатива. По мнению Фрейда, это

альтернатива между продуктивностью и деструктивностью, способностью и

неспособностью, добродетелью и пороком. В чем же заключается сущность

разрушительной тенденции человека? Для этого нам необходимо провести

различие между двумя понятиями ненависти: рациональной («реактивной») и

иррациональной («обусловленной характером»). Рациональная ненависть

представляет собой реакцию личности на угрозу ее собственной свободе и

свободе другого человека, угрозу жизни или идеям. Предпосылка этой

ненависти – уважение к жизни. Рациональная ненависть выполняет одну

биологическую функцию, она представляет из себя как бы эквивалент действий,

служащих сохранению жизни, ее защите; она возникает как реакция на грозящие

гибелью факторы и исчезает с исчезновением угрозы. Эта разновидность

ненависти не противоположна, а сопутствует стремлению к жизни.

Качественно отличается от предыдущей, ненависть, обусловленная

характером. Данный вид ненависти является чертой характера, постоянной

готовностью ненавидеть, одержимой человеком до поры до времени. Эта

ненависть является ответной реакцией на внешний раздражитель.

Иррациональная ненависть похожа на рациональную только тем, что способна

возникать в ответ на явную угрозу, однако, зачастую, она возникает

беспричинно, используя любой повод, чтобы излиться. Возможно, ненавидящий

человек испытывает чувство облегчения, когда он находит выход своей

ненависти, - он счастлив. На его лице можно заметить выражение удовольствия

от удовлетворения своего чувства ненависти. Таким образом, ненависть

отождествляется в нашем сознании со злом, но в некоторых случаях является

благом. Вот в чем проявляется двойственность исламской доктрины о

преодолении зла – прежде всего в том, что преодолеть можно зло, находящееся

в тебе и только то зло, которое является действительным злом, а не

скрывающееся под любой из масок.

Продолжая эту тему можно сказать, что на взгляд обывателя, добро и

насилие – категории взаимоисключающие, но в реальной жизни они тесно

связаны между собой. Милосердие должно принимать во внимание не только

благо другого, но и его мнение о собственном благе, желание принять помощь

и благодеяние. Эта вопрос имеет и другой контекст: допустимо ли благодеяние

вопреки воле того, на кого оно направлено – иными словами, позволительно ли

насилие во имя добра, «альтруистическое» насилие или насильное благодеяние?

Для того, чтобы это понять следует соотнести взгляды Платона с

представлениями о семейном воспитании. Платону кажется, что родители не

всегда считаются с мнением детей и в их отношении исходят из своих

собственных представлений, что «детям лучше». Воспитание – это неоднородный

процесс. Убеждение сочетается в нем с уговариванием, уловками,

принуждением, угрозой наказания и самим наказанием. Однако, что бы не

навязывали родители детям, принуждение всегда связано с подавлением

личности, с торможением ее активности, и этот результат должен непременно

приниматься в расчет при выяснении принесенного блага.

Вопрос о характере человеческой доброты также неоднозначен. Если

существует дистанция (личностная или социальная) между людьми, которые

связывают свои отношения благодеянием, то это не может быть преодолением

простого равенства. Незадолго до приезда А. Швейцера во французскую

религиозную миссию в Ламбарене, один из миссионеров в знак протеста против

установившейся практики отношений между колонизаторами и африканцами

демонстративно покинул миссию и поселился вместе с туземцами. Таким

образом, миссионер не только порывал с колонизаторами, но и как будто делал

скромный шаг на пути утверждения между белыми и черными. Но на этого

миссионера обрушились не только физические лишения, связанные с убогим

образом жизни в африканской деревне, но и тяжелейшие нравственные

испытания. Африканцы не понимали миссионера, пожелавшего идти с ними в

ногу, они не приняли его в качестве белого брата. Сознание африканцев было

устроено таким образом, что они воспринимали белого как господина.

Известно, что нарушение этой заповеди каралось неукоснительно и жестоко, и

вдруг сам белый приходит жить к ним в деревню, и таким образом покушается

на профессиональный порядок. Позднее А. Швейцер пытался организовать

больницу для африканцев, эта идея также натолкнулась на стену непонимания

со стороны черного населения. Швейцеру все-таки удалось договориться с

африканцами. Интересен тот факт, что Швейцер допускал возможность

господства европейцев над примитивными народами – но только при условии,

что это господство осуществляется не с корыстной и тщеславной целью, а для

их благосостояния.

Заключение.

В заключение мне бы хотелось добавить, что тема «добра и насилия»

имеет еще один аспект – это мера допустимого или приемлемого благодеяния.

Хотя во все времена благодеяния рассматривались как выражение душевной

щедрости человека, вопрос об этом возникал в философско-этическом

размышлении. Существуют ситуации, в которых творение добра прорывает какие-

либо привычные рамки. В радикальном самопожертвовании помощь – для того,

кто ее оказывает, носит окончательный характер, она заключается в

жертвовании своим состоянием, своими жизненными органами и жизнью. В том

случае, если жертва исключительна, не принято спрашивать того, кому она

предназначена, согласен ли он эту жертву принять. Радикальное

самопожертвование нередко совершается в обстоятельствах, когда ни вопросы

ни обсуждения не уместны. Но когда они уместны, их не стоит игнорировать.

Мохандус Ганди верил, что когда-нибудь зло будет искоренено из

человеческой природы. Но, на мой взгляд, это утопия. Зло и добро, и это

утверждают исламская и христианские доктрины существует вместе с человеком.

В зависимости от характера человека в его деяниях преобладает злое или

доброе начало. Евангелие говорит: «Не противься злому». Однако, «… когда

творится зло, оно чаще всего творится через человека, и это конечно

манифестация сил зла, явление Сатаны в это мире».[7]

Список используемой литературы.

1. Апресян Р.Г. Критика филантропии. // Человек, 1994. - № 3.

2. Кочетков Г. Прощать ли врага? // Наука и религия, 1992. - № 2.

3. Лоренц К. Агрессия (так называемое Зло). // Вопросы философии, 1992. - №

3.

4. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. – М.,1991.

5. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней. –

Спб.,1995. – Том 2.

6. Фромм Э. Психоанализ и этика. – М.,1994.

-----------------------

[1] Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней. –

Спб., 1995. – Том 2. – с. 140.

[2] Реале Дж., Антисери Д. Западная философия: от истоков до наших дней. –

Спб., 1995. – Том 2. – с. 298.

[3] Фромм Э. Психоанализ и этика. – М., 1994. – с. 193.

[4] Лоренц К. Агрессия (так называемое Зло). // Вопросы философии, 1992. -

№ 3. – с. 6.

[5] Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. – М., 1991. – с. 63.

[6] Апресян Р.Г. Критика филантропии. // Человек, 1994. – № 3. – с. 23.

[7] Кочетков Г. Прощать ли врага? // Наука и религия, 1992. - № 2. – с. 9.