Славянский костюм

ВВЕДЕНИЕ

Откуда мы знаем, как наряжались тысячу лет назад наши далёкие предки,

что надевали они зимою и летом, в будни, в праздничные и печальные дни?

Конечно, на многие вопросы отвечает в первую очередь археология. Особенно

полезными для изучения древних одежд оказались мужские, женские, детские

захоронения, многие сотни которых обнаружены и исследованы учёными на всей

территории расселения древних славян.

Погребальный обычай наших пращуров требовал отправлять человека в

последний путь в богатом, удобном и красивом убранстве, причём для женщин и

девушек это был, как правило, свадебный наряд. Почему так, рассказывается в

главах «Свадьба» и «Звёздный мост». Металлические, самоцветные, стеклянные

элементы таких нарядов — пряжки, бусы, пуговицы — Попадали в землю более

или менее целыми даже в том случае, если тело предавали огню. Но, к счастью

для современной науки, погребальный костёр устраивали не всегда, и во

многих могилах сохранились настоящие комплекты амулетов, украшений и

всевозможной «галантереи». По тому, как они расположены на костях древних

скелетов, учёные делают выводы о древних костюмах. Например, о наборных

мужских поясах или женских головных уборах, унизанных бисером. Если же

обобщить данные раскопок в разных концах славянских земель, можно начинать

разговор о различных типах украшений, характерных для жителей тех или иных

мест. В частности, это позволило уточнить границы расселения отдельных

племён, известных из летописей.

В некоторых местах удаче археологов способствуют необычные природные

условия, скажем, повышенная влажность глинистой почвы. Такой грунт

сохраняет не только дерево и металл, но даже недолговечные органические

материалы вроде кожи и ткани. Так, на раскопках в Старой Ладоге, Пскове,

Новгороде и в ряде других районов часто находят обрывки одежды и почти

целую обувь. И не обязательно в погребениях — эти вещи когда-то сносили и

выбросили, либо попросту потеряли. Плотная влажная почва не пропустила, к

ним кислород воздуха, и они не сгнили дотла, как им полагалось бы за тысячу

с лишним лет. Конечно, от долгого лежания в земле обувь превращается в

бесформенные комки, а ткань, в лучшем случае, становится тёмно-коричневой.

Нужна специальная обработка, чтобы драгоценные клочки не погибли,

извлеченные наружу. Однако со временем в руках учёных оказывается почти

прежняя туфелька или сапожок, а современная техника помогает выяснить, из

каких нитей была соткана материя и частицы какого красителя на ней

остались. Существуют и методы, позволяющие установить «возраст» находки —

иногда с точностью до нескольких лет.

И всё-таки было бы очень трудно, почти невозможно собрать из клочков

полуистлевшей ткани целый костюм, если бы не изображения, счастливо

сохранившиеся до наших дней или воскресшие под руками реставраторов на

фресках древних соборов, на миниатюрах рукописей, в [pic]камне и дереве

языческих и христианских священных изваяний. Конечно, их создатели

запечатлели в первую очередь знатных людей своей эпохи или вовсе

мифологических персонажей, к тому же рисунки и скульптуры зачастую весьма

схематичны. И тем не менее эту возможность увидеть прошлое трудно

переоценить.

Подобный шанс дают нам и памятники литературы, взять хотя бы сочинения

византийских хронистов и арабских путешественников, которые посещали

древних славян. Сохранились описания одежд и в наших летописях. Во всяком

случае, язык древних книг и берестяных грамот, найденных при раскопках,

позволяет судить, что именно называлось «корзном», что — «гащами», а что —

«сарафаном».

И наконец, нельзя пренебрегать сведениями, которые может дать народный

костюм, кое-где перекочевавший из бабушкиного сундука на витрины музеев, а

кое-где (на Русском Севере) надеваемый в праздники и по сей день. Понятно,

здесь необходима разумная осмотрительность, ведь на протяжении веков

народный костюм хоть и медленно, но всё же менялся. И тем не менее, когда

начали реставрировать женский головной убор VI века из земли древних полян,

он оказался удивительно схож с кокошником, что носили в Каргополье всего

сто лет назад!

2. ОДЕЖДА

2.1 «По одёжке встречают...»

Эта всем известная поговорка пришла к нам из глубины столетий. Тысячу

лет назад нашим предкам было достаточно один раз взглянуть на одежду

незнакомого человека, чтобы понять, из какой он местности, к какому роду-

племени принадлежит, каково его общественное положение и «гражданское

состояние» — совершеннолетний или нет, сочетался ли браком и так далее.

Такая «визитная карточка» позволяла сразу решить, как вести себя с

незнакомцем и чего от него ждать. Отметим, кстати, что человека, без

крайней необходимости переодевшегося в одежду, не соответствующую его

достоинству и полу, ожидало в лучшем случае осуждение, если не наказание.

Люди старшего возраста помнят, какие споры уже в наше «просвещённое» время

кипели из-за женских брюк, но не все понимают, в какую глубокую древность

уходят корни этого спора. Тысячу лет назад подобное было допустимо разве

что для спасения жизни — своей или чужой. Например, в Скандинавии времён

викингов жена могла запросто развестись с мужем, если он надевал на себя

хоть что-то, принадлежавшее к женскому убранству...

И сегодня сохранились в нашем обиходе «говорящие» детали одежды и даже

целые виды костюма, которые может носить только член определённой

половозрастной или общественной группы. Об этом рассказывается в главе

«Границы во времени». Как и всё на свете, «говорящие» одежды рождаются и

умирают. Скажем, не так давно перестала быть обязательной школьная форма.

Хочешь —сиди на уроке в джинсах, хочешь — в кожаной юбке, учителю нет до

этого дела, лишь бы слушали. Когда учился в школе автор этих строк, было

немыслимо прийти на занятия в чём-либо, кроме строгого серого костюма,

причём из определённой материи (у мальчиков), или коричневого платья с

передником (у девочек). Зато после уроков одевались кто как хотел. А вот

моя бабушка прекрасно помнила, как их, гимназисток, заставляли повсюду— ив

театр, и на прогулку — ходить ТОЛЬКО в форменном платье. Да ещё цвет платья

менялся в зависимости от того, в какой класс перешла ученица!

Надо ли доказывать, насколько богаче подобными знаками был древний

наряд?

2.2 Одёжа, риза, порты...

Как называли древние славяне «одежду вообще»?

Когда мы теперь произносим «одёжа», — это звучит как просторечие, почти

как жаргон. В Словаре русского языка С. И. Ожегова при данном слове стоит

пометка «разг.» — «разговорное». Тем [pic]не менее учёные пишут, что в

Древней Руси именно «одёжа» употреблялась гораздо чаще и шире, чем

бытовавший одновременно с ним привычный нам термин «одежда». Как знать,

может, именно его, а не «одёжу» наши предки снабдили бы примечанием

«разг.»?

Слово «одеяние», имеющее для нас некий торжественный смысл, тоже часто

употреблялось древними славянами в значении «одежда вообще». Действительно,

вслушаемся: «одеяние» — «то, что одевает». Употреблялся и близкий

вариант—«одение».

А вот другое современное просторечие — «портки». В древности его

произносили иначе — «порты». Оно родственно глаголу «пороть», то есть по-

древнерусски «резать» (вспомним родственное слово «вспороть»). «Порты»

употреблялись как в значении «одежда вообще», так и в значении «отрез,

кусок ткани, холста». Языковедами отмечен и ещё один смысл -— «кожа с

задних ног животного». Нет ли здесь отзвука тех древнейших времён, когда,

подражая мифическому предку-зверю, люди старались кроить обувь из шкуры

звериных ступней, а шапки — из шкуры с головы?.. Так или иначе, «порты» всё

чаще обозначали одежду для ног. Пока не превратились в «портки» — впрочем,

без того просторечного оттенка, который это слово имеет в русском языке

сейчас. А древнее значение — «одежда вообще» — сохранилось для нас в слове

«портной», или «портной швец», как говорили в старину.

[pic]А что мы представляем себе при слове «риза»? Конечно, облачение

священника, надеваемое для богослужения. Некоторые учёные полагают, что

слово это пришло к нам вместе с христианством из Византии и всегда означало

только ритуальное одеяние, а также богатую одежду князей и бояр. Другие,

напротив, считают его исконно славянским, отмечают его родство с глаголом

«резать» и утверждают, что именно «ризы» было в Древней Руси самым

распространённым термином для обозначения «одежды вообще»... Кто прав?

2.3 Детская одежда

Одежда никогда не была для древних людей просто «совокупностью

предметов, которыми покрывают, облекают тело», как можно прочитать на

страницах современного словаря. Она значила для них гораздо, гораздо

больше! Наши далёкие предки скорее согласились бы с нынешними

экстрасенсами, которые утверждают: человеческое биополе «впитывается» в

одежду и задерживается на ней. Поэтому им иногда удаётся найти пропавшего

человека, подержав в руках что-то из его одежды (или какую-нибудь личную

вещь). Они остаются некоторым образом связанными со своим хозяином, где бы

он ни был. А разве не сродни этим воззрениям народное убеждение, что злой

колдун может навести порчу по одной-единственной ниточке, выдернутой из

одежды?

Теперь нетрудно понять, почему самой первой пелёнкой для новорожденного

чаще всего служила рубаха отца (мальчику) или матери (девочке). В главе

«Взросление» уже упоминалось, что и в дальнейшем детскую одежду старались

кроить не из вновь сотканного полотна, а из старой одежды родителей. Делали

это не от скупости, не по нищете и даже не потому, что мягкая, стираная

материя не раздражает нежную кожу младенца. Весь секрет — в священной силе,

или, по-теперешнему, в биополе родителей, способном заслонить неокрепшего

маленького человека, уберечь от порчи и сглаза.

Детская одежда древних славян была одинакова для девочек и для

мальчиков и состояла из одной длинной, до пят, полотняной рубахи. Право на

«взрослую» одежду дети получали только после обрядов инициации (об этом

подробнее см. в главе «Взросление»).

Такая традиция исключительно долго держалась в славянской среде,

особенно в деревне, мало подверженной веяниям моды. С течением столетий был

утрачен древний ритуал перехода из разряда «детей» в разряд «молодёжи»,

многие его элементы вошли в состав свадебной церемонии. Так, ещё в XIX (!)

веке в некоторых областях России, Украины, Белоруссии вполне уже взрослые

юноши и девушки порою до собственной свадьбы ходили в детской одежде —

рубахе, схваченной пояском. В ряде других мест одежда ребёнка представляла

собой обычный крестьянский костюм, только в миниатюре.

Любящие матери всегда старались украсить детскую одежду. Учёные пока не

располагают точными данными, но следует думать, что ворот, рукава и подол

рубашки покрывала обильная вышивка. Это тем более вероятно, что вышивка

(как, впрочем, и всё, что называется теперь «украшениями») обладала в

древности оберегающим смыслом. О вышивке мы ещё поговорим, а вот

металлических украшений, которыми, как мы увидим, был так богат «взрослый»

девичий и женский наряд, в могилах девочек не найдено. Археологами

обнаружены только ниточки бус, тонкие проволочные колечки, которые

вплетались в волосы, да подвески-бубенчики, сделанные из меди или бронзы,

редко — из серебра. Чаще всего их носили у пояса, иногда — по нескольку

штук слева и справа, привешивая на длинную нитку, шнурок или ремешок таким

образом, чтобы при каждом движении слышался звон. Современному человеку

покажется, что это была забава, своего рода погремушка, а может быть,

дополнительный способ присмотреть за ребёнком. Всё так, но для древних

людей бубенец был в первую очередь одной из эмблем Бога Грозы, звон

подвески должен был отпугивать всякую нечисть...

Так одевались дети славянского простонародья. У высших социальных слоев

обычаи были несколько иными. И дело даже не в том, что боярские дети были

наряжены богаче крестьянских. На миниатюре из книги XI века маленький

княжич одет совершенно как взрослый, разве что без некоторых знаков

княжеского достоинства. Следует предположить, что над «княжатами» обряды

инициации совершались значительно раньше, чем над детьми простого народа.

Ведь в случае гибели отца сыну, невзирая на малолетство, предстояло занять

княжеский стол. А что если художник, работая над парадным портретом семьи

великого князя, решил изобразить именно будущего правителя, а не просто

ребёнка и не Счёл возможным рисовать его в одежде непосвящённого? Трудно

сказать.

2.4 Рубаха

Древнейшей, самой любимой и распространённой нательной одеждой древних

славян была рубаха. Языковеды пишут, что её название происходит от корня

«руб» — «кусок, отрез, обрывок ткани»—и родственно слову «рубить», имевшему

когда-то ещё и значение «резать». Надо думать, история славянской рубахи

действительно началась в глубине веков с простого куска ткани, перегнутого

пополам, снабжённого отверстием для головы и скреплённого поясом. Потом

спинку и передок стали сшивать, добавили рукава. Учёные называют такой

покрой «туникообразным» и утверждают, что он был примерно одинаковым для

всех слоев населения, менялся только материал и характер отделки. Простой

народ носил в основном рубахи из льняного полотна, для зимы иногда шили их

из «цатры» — ткани из козьего пуха. Богатые, знатные люди могли позволить

себе рубахи из привозного шёлка, а не позже XIII века из Азии начала

поступать и хлопчатобумажная ткань. Как уже говорилось (см. раздел

«Ткачество»), на Руси её называли «зендень».

Другим названием рубахи в русском языке было «сорочка», «сорочица»,

«срачица». Это очень старое слово, родственное древнеисландскому «серк» и

англосаксонскому «сьорк» через общие индоевропейские корни. Некоторые

исследователи усматривают разницу между рубахой и сорочкой. Длинная рубаха,

пишут они, делалась из более грубой и толстой материи, тогда как короткая и

лёгкая сорочка — из более тонкой и мягкой. Так постепенно она и

превратилась в собственно бельё («сорочка», «чехол»), а верхнюю рубаху

стали именовать «кошулей», «навершником». Но это тоже произошло позже, в

XIII веке.

[pic][pic]

Мужская рубаха древних славян была примерно по колено длиной. Её всегда

подпоясывали, при этом поддёргивая, так что получалось нечто вроде мешка

для необходимых предметов. Учёные пишут, что рубахи горожан были несколько

короче крестьянских. Женские рубахи кроились обычно до полу (по мнению

некоторых авторов, отсюда и происходит «подол»). Их тоже обязательно

подпоясывали, при этом нижний край чаще всего оказывался посередине икры.

Иногда, во время работы, рубахи подтягивали и по колено.

2.5 О вороте...

Рубаха, непосредственно прилегавшая к телу, шилась с бесконечными

магическими предосторожностями, ведь она должна была не только согревать,

но и отгонять силы зла, а душу — удерживать в теле. Так, когда кроили

ворот, вырезанный лоскут непременно протаскивали внутрь [pic]

[pic]будущего одеяния: движение «внутрь» обозначало сохранение, накопление

жизненных сил, «наружу» — затрату, потерю. Этого последнего всячески

старались избегать, чтобы не навлечь на человека беду.

По мнению древних, следовало так или иначе «обезопасить» все

необходимые отверстия, имевшиеся в готовой одежде: ворот, подол, рукава.

Оберегом здесь служила вышивка, содержавшая всевозможные священные

изображения и магические символы. Языческий смысл народных вышивок очень

хорошо прослеживается с древнейших образцов до вполне современных работ,

недаром учёные считают вышивку важным источником в изучении древней

религии. Эта тема поистине необъятна, ей посвящено огромное количество

научных трудов.

Славянские рубахи не имели отложных воротников. Иногда удаётся

восстановить нечто похожее на современную «стоечку». Чаще всего разрез у

ворота делали прямым — посередине груди, но бывал и косой, справа или

слева.

Застёгивали ворот на пуговицу. Пуговицы в археологических находках

преобладают бронзовые и медные, но исследователи полагают, что'металл

просто лучше сохранился в земле. В жизни наверняка чаще встречались

сделанные из простых подручных материалов — кости и дерева.

Легко догадаться, что ворот был особенно «магически важной» деталью

одежды — ведь именно через него в случае смерти вылетала душа. Желая по

возможности этому помешать, ворот столь обильно [pic]оснащали охранительной

вышивкой (иногда содержавшей — конечно, у тех, кто был в состоянии себе это

позволить, — золотое шитьё, жемчуг и драгоценные камни), что со временем он

превратился в отдельную «наплечную» часть одежды — «ожерелье» («то, что

носят вокруг горла») или «оплечье». Его пришивали, пристёгивали или вовсе

надевали отдельно. В главах «Не просто "для красоты"» и «Женщина, Космос и

украшения» подробнее рассказано об охранительном смысле украшений и о том,

почему при мало-мальском достатке люди старались обзавестись золотом и

благородными камнями и не прятали их в сундук, а размещали на одежде и на

собственном теле.

2.6 О рукаве

Рукава рубах были длинные и широкие и у запястья схватывались тесьмой.

Заметим, что у скандинавов, носивших в те времена рубахи подобного же

фасона, завязывание этих тесёмок считалось знаком нежного внимания, едва ли

не объяснением в любви между женщиной и мужчиной...

В праздничных женских рубахах тесёмки на рукавах заменялись створчатыми

(застёгивающимися) браслетами — «обручьями», «обручами». Рукава подобных

рубах были много длиннее руки, в распущенном виде они достигали земли. А

поскольку у древних славян все праздники носили религиозный характер,

нарядные одежды надевались не только для красоты — это были одновременно и

ритуальные облачения. Браслет XII века (сделанный, кстати, как раз для

такого праздника-священнодействия) сохранил для нас изображение девушки,

исполняющей магический танец. Длинные волосы её разметались, руки в

спущенных рукавах взлетают, как лебединые крылья. Учёные думают, что это

танец дев-птиц, приносящих земле плодородие. Южные славяне называют их

«вилами», у некоторых западноевропейских народов они превратились в

«вилис», в древнерусской мифологии к ним близки русалки. Все помнят

волшебные сказки о девушках-птицах: герой, случается, похищает у них

чудесные наряды. А также сказку о Царевне-лягушке: помавание спущенным

рукавом играет в ней не последнюю роль. Вот уж действительно, сказка —

ложь, да в ней намёк. В данном случае — намёк на ритуальную женскую одежду

языческих времён, на одежду для священнодействия и колдовства.

[pic]

2.7 Пояс

Славянские женщины носили тканые и вязаные пояса. Они почти не

сохранились в земле, поэтому археологи очень долго считали, что женские

одежды не подпоясывались вообще.

А вот ременные пояса с самой древней поры были одним из важнейших

символов мужского престижа — женщины не носили их никогда. Не забудем, что

практически каждый свободный взрослый мужчина потенциально был воином, а

именно пояс считался едва ли не главным знаком воинского достоинства. В

Западной Европе полноправного рыцаря называли «опоясанным», пояс входил в

рыцарские атрибуты наравне со шпорами. А на Руси бытовало выражение «лишить

(отрешить) пояса», что значило «лишить воинского звания». Любопытно, что

позже его применяли не только к провинившимся воинам, но и к священникам,

которых лишали сана.

Пояс ещё называли «опояской» или «поясницей». Мужской кожаный пояс

обычно был в ширину 1,5— 2 см, имел металлическую пряжку и наконечник, а

иногда его сплошь покрывали узорными бляшками — по ним-то и удалось

восстановить строение ремня. Мужчина-славянин не успел ещё превратиться в

забитого крестьянина позднейших времён, подпоясывавшегося мочальной

верёвкой. Это был гордый, полный достоинства человек, защитник своей семьи,

и весь его облик, в первую очередь пояс, должен был о том говорить.

Интересно, что поясные наборы «мирных» мужчин менялись от племени к

племени: например, вятичи предпочитали лировидные пряжки. А вот ремни

профессиональных воинов — членов дружин — были тогда почти одинаковы по

всей Восточной Европе. Учёные видят в этом свидетельство широких связей

между народами и определённой схожести воинских обычаев разных племён, есть

даже термин — «дружинная культура».

Особой славой пользовались пояса из кожи дикого тура. Полоску кожи для

такого пояса старались добыть прямо на охоте, когда зверь уже получил

смертельную рану, но ещё не испустил дух. Надо думать, эти пояса являлись

порядочной редкостью, очень уж опасны были могучие и бесстрашные лесные

быки. Вряд ли мы ошибёмся, предположив, что именно из турьей кожи делались

воинские пояса, ведь охоту на тура приравнивали к поединку с вооружённым

врагом, и, может быть, тур, посвящённый Богу Грозы, был своеобразным

воинским «тотемом». Впрочем, существовало поверье, что такие пояса хорошо

помогали роженицам. Кстати, рожающая Богиня изображена на бляшках пояса,

найденного вместе с древностями одного из финно-угорских народов — соседей

славян. Учёные считают, что этот ремень имел ритуальное назначение.

Следует, однако, учесть, что ритуальным смыслом обладали буквально все

предметы воинского снаряжения; об этом говорится в главе «Кольчуга». А о

том, как соотносились и перекликались символы женственности и мужества,

рассказывается во многих главах, например «Шейные гривны» и «Женский

головной убор».

И мужчины, и женщины привешивали к поясам множество подручных

предметов: ножи в ножнах, кресала, ключи. В Скандинавии связка ключей у

пояса была своего рода символом власти домовитой хозяйки, а славянским и

финским женщинам непременным атрибутом казался игольник — маленький футляр

для иголок. Не была редкостью и поясная сумочка (мешочек) для разной

мелочи, называлась она «карман». Историки пишут, что пришивать (или

пристёгивать) карманы прямо к одежде начали гораздо позже. А вот теперь

поясные сумочки-карманы, удобные и незаметные под верхней одеждой,

вернулись в наш обиход.

...Когда хоронили умершего, пояс обычно расстёгивали, чтобы не мешать

душе окончательно покинуть тело и отправиться в загробное путешествие. Если

не сделать этого, мёртвый, считалось, не обретал покоя и мог, чего доброго,

повадиться вставать по ночам!

[pic]

2.8 Штаны

Штаны на первый взгляд кажутся неотъемлемой, просто необходимой частью

мужского костюма. Однако так было (да и есть) не у всех народов и не

всегда. Например, в Древнем Риме штаны считались «варварской» одеждой,

которую «благородному» римлянину носить было неприлично. Галлию

(современную Францию) римляне называли не только «Галлия комата» —

«косматая Галлия», из-за обычая тамошних воинов-кельтов идти в бой со

вздыбленными волосами, но и «Галлия брактеата» — «Галлия-в-штанах»,

поскольку, в отличие от римлян, кельты носили штаны. Исследователи считают,

что этот вид одежды был занесен в Европу, в том числе к славянам,

кочевниками древнейших времён и первоначально появился в связи с

необходимостью ездить верхом.

Славянские штаны делались не слишком широкими: на сохранившихся

изображениях они обрисовывают ногу. Кроили их из прямых полотнищ, а между

штанинами («в шагу») вставляли ластовицу — для удобства ходьбы: если

пренебречь этой деталью, пришлось бы семенить, а не шагать. Учёные пишут,

что штаны делались примерно по щиколотку длиной и на голени заправлялись в

онучи.

Украшались ли штаны? Если верить изображению IV века (часть историков

полагает, что там изображены славяне или предки славян) — они могли быть

покрыты вышивкой спереди и внизу. Но других данных об этом нет.

Разреза штаны не имели, а на бёдрах держались с помощью шнурка —

«гашника», вставлявшегося под отвёрнутую и пришитую верхнюю кромку.

«Гачами» или «гащами» древние славяне называли сперва собственно ноги,

потом кожу с задних ног зверя, а затем и штаны. «Гача» в смысле «штанина»

кое-где дожило и до сего дня. Теперь делается понятен смысл современного

выражения «держать в загашнике», то есть в самом укромном тайнике.

Действительно, спрятанное за шнурком для штанов прикрывалось не только

верхней одеждой, но и рубахой, которую в штаны не заправляли. Позднейший

украинский костюм в этом смысле является исключением.

Другое название одежды для ног—«портки», а также «ноговицы».

Знатоки русского языка пишут, что слово «штаны» пришло к нам из

тюркских языков примерно в XVII веке и первоначально произносилось «штоны»,

что ближе к оригиналу.

А «брюки» вошли в употребление только при Петре I. Это слово

заимствовано из германских языков, а те, в свою очередь, некогда усвоили

кельто-древне-римское «брака», обозначавшее всё ту же «варварскую» одежду

для ног...

[pic]

2.9 Понёва

По мнению историков славянских языков, слово «понёва» (или «понява»)

первоначально означало «кусок ткани», «полотенце», «пелена», «завеса».

Некоторые авторы полагают, что древние славяне называли так не само

одеяние, а материю, из которой его делали, — разновидность полушерстяной

ткани, как правило, клетчатого рисунка. Однако большинство историков и

этнографов именно этим словом обозначают набедренную одежду, которую

получали девушки, достигшие возраста невест и прошедшие инициацию (см.

главу «Взросление»). Недаром ещё недавно в русском языке существовало

особое выражение о наступлении физического взросления девочки—«рубаху

сняла». Видимо, первоначально имелась в виду замена детской рубашонки

взрослой одеждой,, понёвой. Когда же древний обряд стал забываться, понёва

кое-где превратилась в принадлежность просватанной, а то и замужней.

Языковеды возводят это слово к древнерусским глаголам со значением

«натягивать», «надевать».

По всей вероятности, древнейшие понёвы первоначально представляли собой

три несшитых полотнища, скреплявшиеся на талии пояском. Затем их стали

сшивать, оставляя один разрез — спереди или на боку. В таком виде удобные,

нарядные, тёплые понёвы дожили в иных деревнях до нашего века. Были они

такой же длины, как и рубаха, — до щиколоток или до икр, смотря как было

принято в той или иной местности. Во время работы углы понёвы можно было

подвернуть и засунуть за пояс. Это называлось — носить понёву «кульком».

Подворачивали понёвы и на праздниках — с целью показать богато вышитый

подол рубахи.

В народе распашные (имеющие разрез) понёвы именовали «разнополками» или

«растополками». Существовали и «глухие», полностью сшитые наподобие юбки. В

этом случае к трём традиционным полотнищам добавлялось четвёртое —

«прошва». Его делали из другой материи, оно делалось короче, и снизу его

надставляли «подподольником» из куска той ткани, из которой кроились

остальные. Внешне получалось нечто вроде передничка. Прошву (и вообще всю

понёву) украшали вышивкой, характер которой зависел от возраста женщины —

самые нарядные носили, конечно, незамужние девушки и молодицы, пожилые

ограничивались полоской цветной тесьмы по краю подола. Белая с белой же

вышивкой прошва считалась верным признаком «горемычного», траурного наряда.

(О траурных цветах рассказывается в главе «Свадьба».)

Все, кто читал исторические романы, знает о «килте» — мужской юбке

горцев Шотландии — и о том, что по характеру и цвету его клеток знатоки

умели точно определить, к какой родовой общине (клану) принадлежал одетый в

килт человек. Но далеко не всем известно, что и в России ещё в начале XX

века по клеткам крестьянской понёвы можно было угадать губернию, уезд и

даже деревню, откуда приехала женщина. Так, на севере Рязанской губернии

носили чёрные или тёмно-синие понёвы с клетками из белых и цветных нитей.

На границе Тульской и Рязанской губерний фон понёвы был красным с

пропущенными по нему чёрными и белыми нитями. А возле города Касимова

преобладали красные понёвы в синюю клетку. Археологические находки

подтвердили, что эта традиция действительно тянется в глубины веков — к

древним славянам. Женщины племени вятичей, занимавшего когда-то Рязанскую,

Тамбовскую, Орловскую, Калужскую области, предпочитали синие клетчатые

понёвы. Западнее, на территории племени радимичей, клетки понёвы были

красными.

А вот близкие соседи славян — скандинавы, фин-но-угры и балты —

предпочитали совсем другой вид женской одежды. У них она состояла из двух

полотнищ — сзади и спереди, — соединённых поверх рубахи наплечными лямками,

часто на пряжках. Учёные пишут, что эта одежда оказала определённое влияние

на русский костюм: под её воздействием к середине или концу XIV века

появилось то, что мы называем теперь «сарафаном». Только вот именовали его

тогда по-другому— «саян», «ферязь», «шушун» и так далее. А «сарафаном» до

XVII века называлась... МУЖСКАЯ длинная верхняя распашная одежда. На

женское платье это слово перешло потом.

[pic]

[pic]

3. ОБУВЬ

По мнению археологов, детская, мужская и женская обувь древних славян

имела примерно одинаковый фасон, различаясь в зависимости от пола и

возраста в основном размерами и особенностями отделки. Как правило, обувь

надевали не на голую ногу. Существовали вязаные носки — «копытца». Они не

имели пяток, и вязали их (по-древнерусски «плели») с помощью одной костяной

спицы. Носки с пяткой, связанные на нескольких спицах, долго назывались

«немецкими».

Но чаще всего обувь надевали всё-таки на онучи — длинные, широкие

полосы ткани (холщовой или шерстяной), которыми обматывалась нога ниже

колена. Онучи носили и мужчины — поверх штанов, и женщины — прямо на голую

ногу. Любопытно, что под влиянием финно-угорских соседей у некоторых

славянских племён (особенно в Верхневолжье) сформировались своеобразные

понятия о красоте. Красивая женщина, считали в этих местах, непременно

должна иметь полные ноги. Стараясь понравиться, тогдашние модницы

наматывали онучи потолще — иногда и по две пары...

Онучи надевали даже в летнюю пору, собираясь идти босиком. Часто поверх

них натягивали нечто вроде гетр или чулок — может быть, именно они и

назывались «ноговицами». Вообще учёные полагают, что народная память

сохранила воспоминания о древнейшей, примитивной обуви, которую

[pic]наматывали на ногу и называли «онущей» или «онучей»,— во всяком

случае, в языке древних памятников это слово приобретает иногда значение

«обувь», и лингвисты прощупывают в нём родство с древними словами,

указывающими «на, в, через». Только впоследствии, пишут учёные, была

изобретена «верхняя» обувь, которую «обували» уже на онучи. Так слово

«обувь» и осталось в языке в качестве общего понятия, а другие термины —

«обувенье», «обутель», «обуща» — позабылись.

Какой же была эта обувь? В основном — кожаной либо сплетенной из

древесной коры. Деревянной, столь распространённой в Западной Европе,

древние славяне не знали. Что же касается обуви валяной, то тут единого

мнения нет. Некоторые авторы категорично заявляют, что в валенках наши

предки не ходили. Однако в земле валяная обувь сохраняется плохо, так что

отсутствие археологических находок не является стопроцентным аргументом

«против». А вот связи со степными народами, большими искусниками по части

войлока, существовали с момента зарождения славянства...

3.1 Лапти

Во все времена наши предки охотно обувались в лапти—«лапти»,

«лыченицы», «лычаки», «лычные сапоги», — причём, несмотря на название,

зачастую сплетённые не только из лыка, но и из

[pic]

берёсты и даже из кожаных ремешков. Практиковалось и «подковыривание»

(подшивание) лаптей кожей. Способы плетения лаптей — например, в прямую

клетку или в косую, с пятки либо с носка — были свои у каждого племени и

вплоть до начала нашего века разнились по областям. Так, древние вятичи

предпочитали лапти косого плетения, новгородские словене — тоже, но большей

частью из берёсты и с более низкими бортиками. А вот поляне, древляне,

дреговичи, радимичи, по-видимому, носили лапти в прямую клетку. Плетение

лаптей считалось лёгкой работой, которой мужчины занимались буквально

«между делом». Не зря про крепко напившегося человека и сейчас говорят, что

он, мол, «лыка не вяжет», то есть не способен к элементарным действиям!

Зато, «связывая лыко», мужчина обеспечивал обувью всю семью — специальных

мастерских не было очень долгое время. При археологических раскопках во

множестве найдены остатки стоптанных лаптей, заготовки и инструменты для

плетения — кочедыки.

Делали кочедыки из костей (из рёбер животных) или из металла. Учёными

найдены кочедыки, изготовленные ещё... в каменном веке. Вот как давно

появились первые лапти! О глубокой древности лаптей свидетельствует, между

прочим, такой эпизод. Старообрядцы-«кержаки», жившие на Урале в XIX веке,

лаптей не носили. Зато мёртвых хоронили исключительно в лаптях!

Лапти были распространены не только у восточных и западных славян, но и

у некоторых неславянских народов лесной полосы — финно-угров и балтов, у

части германцев.

Лапти крепились к ноге с помощью длинных завязок— кожаных «поворозов»

или верёвочных «оборов». Завязки несколько раз перекрещивались на голени,

прихватывая онучи.

Дешевизна, доступность, лёгкость и гигиеничность такой обуви не требует

доказательств. Другое дело, как свидетельствует практика, лапти имели очень

малый срок службы. Зимой они пронашивались за десять дней, после оттепели —

за четыре, летом, в страдную пору, — и вовсе за три. Собираясь в дальний

путь, с собой брали не одну пару запасных лаптей. «В дорогу идти — пятеры

лапти сплести» — гласила пословица. А у наших соседей шведов существовал

даже термин «лапотная миля» — расстояние, которое можно пройти в одной паре

лаптей. Сколько же требовалось берёсты и лыка, чтобы столетиями обувать

целый народ? Простые подсчёты показывают: если бы наши предки усердно

рубили деревья ради коры (как это, увы, делалось в позднейшие времена),

березняки и липовые леса исчезли бы ещё в доисторическую эпоху. Трудно,

однако, предположить, чтобы язычники, с почитанием относившиеся к деревьям,

поступали столь душегубски. Всего вероятнее, они владели различными

способами брать часть коры, не губя дерева. Этнографы пишут — такие приёмы

были известны, например, американским индейцам, умудрявшимся раз в

несколько лет снимать кору с одной и той же берёзы...

Или весь секрет в том, что, по авторитетному мнению учёных, большая

часть народа — как в городах, так и на селе — от снега до снега ходила в

основном босиком?..

«Как лапоть сплесть», — говорили наши предки о чём-либо совсем уж

простом и незамысловатом. Однако в этой маленькой статье рассказана лишь

незначительная доля того, что можно прочитать о «простом» лапте в серьёзной

научной литературе. Ибо «простым» что-либо бывает только на первый взгляд.

3.2 Кожаная обувь

Лапти всегда были обувью преимущественно деревенской, в городах же

предпочитали кожаную (на деревянных мостовых древнерусских городов лапти

снашивались особенно быстро). Более того, лапти порою оказывались признаком

слабого племени, не способного себя защитить. По убеждению древних славян,

уважающему себя народу приличествовала кожаная обувь. Вот пример из

летописи, датированной 985 годом. Боярин Добрыня осматривает захваченных

пленников-болгар и обращает внимание, что все они в сапогах.

«С этих дани мы не получим, — говорит он своему племяннику, князю

Владимиру. — Пойдём лучше поищем себе лапотников...»

[pic]Мастера-кожевники, «усмари» Древней Руси, шили кожаную обувь на

деревянных колодках, которые делались иногда раздвижными. При этом обувь на

правую и левую ногу нередко кроилась одинаково. Возможно, потом её

разнашивали, а может быть, надевали попеременно. Во всяком случае, именно

такую мягкую обувь, а также лапти подразумевает старинный совет: чтобы

отделаться в лесу от Лешего, надень обувь с правой ноги на левую, а с левой

— на правую. С современной обувью проделать подобное было бы

затруднительно.

А вот древние знаки рода, служившие когда-то самым первым украшением

обуви, со временем развились в богатый узор. Кожаную обувь расшивали

цветными нитками, делали прорези и проплетали в них ремешки, создавая

рисунок. Нельзя исключать, что кожу для обуви красили в разные цвета, благо

всевозможные красители были отлично известны, а фантазии у наших предков

хватало. Археологически это, однако, пока не подтверждается. Сохранились,

правда, изображения, но пользоваться ими специалисты не рекомендуют. По их

мнению, цвет обуви того или иного персонажа фрески или миниатюры слишком

«социально обусловлен» и служит скорее указателем его общественного

положения, совсем не обязательно отражая реальность.

Не вдаваясь в подробности, кожаную обувь наших пращуров можно

подразделить на три большие группы: поршни, башмаки, сапоги.

3.3 Поршни

Как показывают материалы раскопок, простейшие поршни («порабошни»,

«прабошни», «порошни», «постолы») делались из одного куска кожи, стянутой

по краям ремешком (не отсюда ли и ещё одно название — «моршни»?). Вероятно,

в глубокой древности, для поршней использовалась даже не кожа, а части

обработанных простейшим образом (окуренных дымом) шкур или цельные шкурки

мелких животных. Такую обувь легко было приспособить для любого размера

ноги, меняя натяжение ремешка. Надо полагать, эти свойства поршня и дали

ему имя: часть лингвистов возводит его к уже знакомому нам слову «порт» в

значении «тряпка», «лоскут». А другие объясняют его происхождение от

прилагательного «порхлый» — «мягкий», «рыхлый». Не случайно, должно быть,

мягкие поршни служили первой обувью для ребёнка; детские поршни найдены при

археологических раскопках.

Поршни крепились к ноге почти так же, как лапти. На некоторых древних

изображениях хорошо заметны косые перекрестья на голени, — это значит, что

человек был обут в поршни или лапти.

Более сложные и нарядные поршни имели прошитый носок и кожаную вставку

(нередко отделанную вышивкой или бахромой), которая прикрывала подъём.

Некоторые виды поршней в носке шнуровались. При этом фигурные прорези для

шнурков одновременно служили и украшением.

3.4 Башмаки

Следующая группа обуви — туфли, или башмаки, — отличается от поршней

вшитой подошвой. «Вшитая подошва» звучит не слишком красиво, ибо «подошва»

уже само по себе — «то, что пришито». Её нередко кроили даже из другого

вида кожи, нежели верх, и соединяли самыми разнообразными видами швов.

Для подошв чаще всего использовалась толстая, прочная кожа из хребтовой

части шкуры (иногда лошадиной), а для верха — более эластичная и мягкая,

взятая с брюха, «чрева» животного (обычно коровы или козы). Нежные, тонкие

башмачки назывались поэтому «черевиками». Это слово сразу вызывает в памяти

«Ночь перед Рождеством» Н. В. Гоголя и кажется нам специфически украинским.

Тем не менее оно очень древнее — его нашли в рукописях домонгольской Руси.

Более же привычный «башмак» пришёл к нам, как пишут учёные, из турецкого

языка, а «туфля» — из германских диалектов, заимствовавших его, в свою

очередь, из греческого.

По технологии изготовления, по способу кройки историки подразделяют

древнеславянские башмаки на добрый десяток видов. Все они остроносые, с

невысоким подъёмом, плотно облегающие ногу. Многие имеют у щиколотки

отложной «воротничок», под которым в специальные прорези пропускался

ремешок или шнурок для завязывания. Завязка охватывала ногу несколько раз.

Если привлечь этнографические данные, относящиеся к некоторым соседним

народам, можно предположить, что тугие завязки в случае необходимости

делали обувь водонепроницаемой. С другой стороны, в обуви, скроенной из

дублёной или сыромятной кожи, нога не «задыхалась», как в современном

резиновом сапоге.

Одному виду башмаков, найденных в Старой Ладоге, присущ особенный крой

— их подошва имеет удлинённый «хвостик», который вшивали в треугольный

вырез на заднике. Эти башмаки имеют «близких родственников» в другом углу

Балтии, на славянском Поморье (теперь эти земли принадлежат Германии и

Польше). Очень похожие найдены и в погребениях Южной Норвегии. Учёные

считают это важным свидетельством обширных связей и взаимодействия культур

Балтийского региона в те времена.

3.5 Сапоги

По мнению исследователей, слово «сапог» попало к славянам от

тюркоязычных соседей — кыпчаков, печенегов, кочевников-болгар — и уже из

древнерусского языка перешло в финский, карельский, эстонский, литовский,

латышский. Судя по археологическим данным, сапоги в деревне почти не

употреблялись, зато в городе их носили практически все: мужчины и женщины,

богатые и бедные, дети и старики. Сапоги имели не очень высокое — ниже

колена — голенище, которое спереди было обычно повыше, чем сзади, и мягкую

подошву без каблука и железных подковок. Иногда такая подошва кроилась из

нескольких слоев кожи. Когда она пронашивалась, целые части сапога нередко

использовали повторно: пришивали к новой подошве или, например, кроили из

голенищ поршни.

[pic]Как пишут учёные, сапоги бытовали в основном двух видов. Одни

имели мягкое, слегка расширяющееся кверху голенище, примерно равное по

высоте длине следа ноги. У щиколотки оно схватывалось ремешком, продёрнутым

в прорези. Раскопки показали, что на улицах древнего Пскова часто можно

было встретить детей и подростков в подобных сапожках: археологами найдены

образцы с длиной следа 12 и 17 см. Точно такие, только побольше, носили и

взрослые.

У другой разновидности сапог голенище было несколько жёстче, а в задник

для придания формы иногда подкладывалась берёста. После XIII века первый

вид постепенно вышел из употребления, а вот второй продолжал развиваться и

со временем породил знаменитые русские сапоги со стоячим голенищем и

жёсткой подошвой.

Если кожаная обувь сама по себе была признаком некоторой зажиточности,

то для владельцев их сапоги, надо полагать, являлись своего рода знаком

престижа. Края голенищ богатых сапог отделывались тесьмой, полосками яркой

ткани, не говоря уже о вышивке: у самых зажиточных и знатных на сапогах

можно было увидеть и жемчуг. Красные, «червлёные» сапоги считались

привилегией князей и воинской верхушки — бояр. Однако такую роскошную обувь

археологи относят к несколько более поздней эпохе.

3.6 Ритуальная обувь

Изучая памятники древней литературы, учёные обнаружили слово

«плесница». Происходит оно от слова «плесна» (теперь мы произносим его

«плюсна»)— часть стопы между голенью и пальцами. Содержание текстов

позволяет предположить, что речь идёт о погребальной обуви. И хотя эти

рукописи были созданы уже в христианские времена, историки полагают, что

здесь мы опять имеем дело с пережитком древнейшего тотемизма. Как известно,

мифический зверь-предок — тотем — только членам своего рода «позволял»

носить одежду и обувь, сделанную из своей шкуры. Надевалась такая одежда и

обувь, как правило, в ритуальных целях, а не для повседневного ношения. Уж

не из кожи ли с «плесны» родоначальника-зверя шились «плесницы» древних

славян — чтобы предки, с которыми умерший должен был встретиться на том

свете, сразу же признали в нём родича?.. Историки не исключают, что

выражение «обуться в плесницы», как и «сесть в сани», было одним из

синонимов понятия «умереть»...

Пытаясь ныне воссоздать зримый облик людей далёкой эпохи, художники

обычно изображают их в одежде и обуви, обнаруженной археологами в

раскопанных погребениях. При этом, как правило, забывают, что повседневная

и погребальная одежды зачастую различались, и достаточно сильно. Неужели и

нас художники будущего изобразят когда-нибудь гуляющими по улицам, так

сказать, «в белых тапочках»?..

А вот обряд, который, вводя в род приёмного сына, совершали скандинавы.

Мы помним, что при переходе из рода в род человек должен был сперва

«умереть». Так вот, центральным предметом в скандинавском обряде был

башмак, сшитый специально, с соблюдением разных магических правил. Именно

он символизировал приобщение к роду нового человека, принятие его не только

членами семьи, но и мифическим предком. Во время священнодействия приёмный

сын надевал этот башмак вслед за отцом, «вступал в его след», становясь в

полном смысле слова «наследником». Вряд ли случайно русские слова так

хорошо ложатся в описание подробностей совсем, казалось бы, чужого обряда!

Всё дело в том, что обе языческие религии, как славянская, так и

скандинавская, не миновали стадии тотемизма.

Кстати, в древнерусском языке слово «плесна» означало также и «след»...

4. ГОЛОВНОЙ УБОР

4.1 Шапка

Лучше всего известны исследователям шапки особого покроя —

полусферические, сделанные из яркой материи, с околышем из драгоценного

меха. В подобные шапки одеты каменные и деревянные идолы, сохранившиеся с

языческих времён, такие мы видим и на дошедших до нас изображениях

славянских князей. Это была княжеская регалия, притом специфически

славянская. Недаром в русском языке бытует выражение «шапка Мономаха»,

означающее буквально «бремя власти». Не «корона», не «диадема» — именно

«шапка». Само это слово долгое время попадалось учёным исключительно в

княжеских грамотах-завещаниях, где шла речь об этом знаке достоинства. Лишь

после 1951 года, когда археологами были найдены берестяные грамоты и наука

получила небывалую возможность заглянуть в повседневную жизнь простого

народа, сделалось ясно, что «шапкой» называли не только княжескую регалию,

но и вообще мужской головной убор. А вот княжескую шапку именовали иногда

«клобуком». Потом это название перешло в русском языке на монашеское

покрывало, а также на колпачок, что надевали на голову охотничьим птицам

(«клобучок»). В языках зарубежных славян «клобук» до сих пор значит

попросту «шапка», а также «шлем».

Княжеские шапки определённым образом даже «мешают» исследователям

изучать головные уборы люда попроще: уж если на древней миниатюре

присутствует князь (а ведь летописи составлялись [pic]в изрядной степени

«про князей»), то все прочие, как правило, — с непокрытыми головами. Но, по

счастью, сохранились фрески на лестнице Софийского собора в Киеве и браслет

XII века: на них изображены музыканты в островерхих колпаках. Археологами

были найдены заготовки для подобного колпака: два треугольных куска кожи,

которые мастер так и не собрался сшить вместе. К несколько более поздней

эпохе относятся обнаруженные при раскопках валяные шапки, а также лёгкие

летние, сплетенные из тонких сосновых корешков. Можно предположить, что

древние славяне носили самые разнообразные меховые, кожаные, валяные,

плетёные шапки. И не забывали снимать их не только при виде князя, но и

просто при встрече со старшим, уважаемым человеком — например, с

собственными родителями.

Историческая же «шапка Мономаха» есть не что иное, как золотая

бухарская тюбетейка, подаренная в XIV веке московскому князю и по его

приказу обшитая соболем. Приобретя таким образом сходство с шапками древних

князей, она ещё триста лет служила русским монархам во время обряда

венчания на царство. Вот какова оказалась сила традиции, а вернее,

религиозного убеждения: благополучие народа зависит от предводителя —

мыслимо ли что-либо поменять в княжеском или царском убранстве, не навлечёт

ли это беду?..

4.2 Женский головной убор

Мы уже видели, как легко было в древности определить по наряду девушки

её возраст — совершеннолетняя или нет, можно ли сватать. А вот замужем или

нет — об этом говорил в первую очередь головной убор.

До замужества головной убор (по крайней мере летом) не покрывал

макушки, оставляя волосы открытыми. Маленькие девочки носили на лбу простые

матерчатые тесёмки. Взрослея, вместе с понёвой они получали «красу» —

девичий венец. Ещё его называли «увяслом» — «повязкой», от «вясти» —

«вязать». Эту повязку расшивали как можно нарядней, иногда, при достатке,

даже золотом. Девушки из богатых семей носили увясла из византийской парчи.

Другой типично славянской разновидностью «красы» был венчик из тонкой

(около 1 мм) металлической ленты. Ширина ленты бывала обычно 0,5—2,5 см.

Делали такие венчики из серебра, реже — из бронзы, на концах устраивали

крючки либо ушки [pic][pic]для шнурка, который завязывался на затылке.

Мастера-кузнецы украшали венчики орнаментом и придавали им разную

форму, в том числе с расширением на лбу, как у византийских диадем. Из-за

этого некоторые .учёные XIX века считали, что венки вошли в культуру славян

только вместе с христианством (тем более что в христианской символике

венкам придаётся особенный смысл). Однако археологические находки

подтвердили глубокую древность славянских девичьих венчиков. Кроме того, не

во всех славянских племенах носили венчики из металлических лент. Например,

девушки племени северян, населявшего современную Курскую область,

предпочитали сделанные из серебряной проволоки с концами, расклёпанными

трубочкой — для шнурка. А в тех местах, где славяне тесно соприкасались с

финноугорскими племенами, в славянских курганах нередко находят типично

финские девичьи повязки, составленные из бляшек и металлических спиралек,

нанизанных на нити рядами — по числу прожитых лет. Учёные объясняют эти

находки заимствованием «моды» от дружелюбных соседей, а также большим

числом смешанных браков.

Головной убор «мужатой» женщины непременно укрывал волосы полностью.

Этот обычай был связан с верой в магическую силу волос (подробнее об этом

см. в главе «Коса и борода»). Совсем недавно его строго придерживались не

только русские, но и украинцы, белорусы, гуцулы, болгары, чуваши, все

группы татар, башкир, народы коми, ижора, мордва и другие. Покрывали волосы

и женщины Скандинавии.

Иностранные писатели — современники древних славян, оставившие нам

описание их обычаев, — упоминают, что жених накидывал своей избраннице на

голову покрывало и делался таким образом её мужем и господином.

Действительно, одни из древнейших славянских наименований головного убора

замужней — «повой» и «убрус» — означают, в частности, «покрывало»,

«полотенце», «платок». «Повой» значит ещё «то, что обвивает». Вероятно,

именно такой убор запёчатлён на изображении древнерусской княгини, дошедшем

до нас из XI века. Судя по всему, сделан он из длинной — несколько метров —

и достаточно широкой полосы белой материи, концы которой спускаются на

спину. Аналогичный убор дожил до начала XX века кое-где на Украине и на

западе Белорусии. Этнографы совершенно справедливо называют его

«полотенчатым». А в русском языке сохранилось выражение «до повоя», имевшее

смысл — «до замужества».

Другая разновидность головного убора замужней — кика. В древнерусском

языке одним из значений этого слова было «волосы на голове», похожий смысл

и поныне сохранился за ним в некоторых славянских языках, тогда как у нас

оно стало обозначать скорее «то, что волосы прикрывает». А отличительной

приметой кики были... рога, торчавшие вверх надо лбом.

Дело в том, что, согласно верованиям славян, рога обладали огромной

оберегающей силой. Главным образом бычьи (турьи). Бык-тур, посвящённый Богу

воинов — Перуну, был символом в первую очередь мужским, и рога обозначали

мужское начало — способность уберечь, защитить от опасностей как реальных,

так и волшебных. Женщине, особенно молодой матери, это было жизненно

необходимо. Достаточно упомянуть, что даже в начале XX века недавно

родившая женщина, выходя из дому, брала с собой... рогатый ухват. Той же

цели служили и матерчатые, наберестяной или стёганой холщовой основе, рога

её кики. Другой идеей, «заложенной» в эти рога (и тоже связанной с быками и

коровами), была идея плодородия, продолжения рода. Ещё в конце XIX века в

некоторых деревнях женщины, достигшие старости, меняли рогатую кику на

безрогую или вовсе переставали её носить, ограничиваясь платком. В

христианские времена священники стремились не допустить женщин в рогатых

киках к причастию и вообще в церковь, вполне справедливо усматривая в этом

следы языческой веры.

Тем не менее кика, как и повой, очень долго была одним из «синонимов»

замужества. Невеста перед свадьбой, по обычаю изображая нежелание уходить

из родительского дома (подробнее об этом см. в главе «Свадьба»), в своей

песне-плаче описывает кику как злое, страшное существо, вставшее на дороге:

...больно страшно показалося,

ужасно да приглянулося:

на мосту-то на калиновом

сидит старая кика шитая...

...отгоните вы кику белую

со пути со дороженьки!

С древнейших времён, по всей видимости, существовал как бы

промежуточный между девичьим и женским головной убор: его надевали

просватанные девушки перед свадьбой. Сохранившийся на Русском Севере, он

носил название «плачея».

[pic]

Женщины-славянки в древности не носили шапок, считавшихся, как мы уже

видели, мужской принадлежностью.

В холодное время года женщины всех возрастов покрывали голову тёплым

платком. Только завязывался он не под подбородком, как мы привыкли. Такой

способ, как пишут учёные, сравнительно недавно проник в Россию из Германии

через Польшу. В древности платок охватывал подбородок и шею, а узел

завязывали высоко на макушке. Такая манера носить платок сохранилась кое-

где в России еще в начале XX века. «Не следует думать, что у этих женщин

болят зубы», — комментирует свой документальный рисунок этнограф.

Разница между девичьими и женскими головными уборами оставалась даже

тогда, когда стал исчезать традиционный костюм. Например, в 30-е годы XX

века, когда в Москве уже прокладывали метро, замужние женщины Калужской

области всё ещё завязывали углы своих платков «двумя концами», а девушки,

напротив, пропускали угол платка через завязанные концы...

5. ВЕРХНЯЯ ОДЕЖДА

Выходя в холодную погоду из дому, славяне — и женщины, и мужчины —

надевали поверх рубах длинные, тёплые одеяния из сукна. Назывались они

«свитами», от слова «свивать» — «одевать», «кутать», В письменных

источниках свиты упоминаются начиная с XI века, а существовали, надо

думать, и раньше. Покрой древних свит, к сожалению, в точности нам не

известен. Судя по всему, длиной они были примерно до икр, довольно плотно

облегали фигуру («поясом притяжена к телеси...»), рукава были снабжены

обшлагами, а ворот — отложным воротником. И то и другое, конечно,

вышивалось, причём вышивка у мужчин и у женщин была, скорее всего,

различной. Края одежды нередко обшивали согнутыми вдоль полосками тонкой

кожи, чтобы уберечь от преждевременного износа, — такие полоски были

найдены при раскопках древнего Пскова в слоях XI века. А вот застёгивались

свиты, по мнению учёных, с помощью петлиц, а не прорезных петель, как

больше принято ныне. Петлицы считаются характерной деталью древнерусской

одежды.

Носили и короткие, немного ниже талии, одеяния типа свит. Назывались

они «жупанами». На слух это слово кажется нам каким-то чешским или

польским, и тем не менее оно очень старое, древнерусское. Учёные относят

его к древнейшему, «праславянскому» периоду развития языка.

Помимо сукна, любимым и популярным материалом для изготовления тёплой

одежды у славян были выделанные меха. Мехов было много: пушной зверь в

изобилии водился в лесах, так что, например, медвежий мех, «медведина»,

считался дешёвым и малоподходящим для одежды знатного человека. Русские

меха пользовались заслуженной славой и в Западной Европе, и на Востоке.

Кроме того, славяне с незапамятных времён разводили овец, так что тёплый

овчинный «кожух» был доступен [pic] (в отличие от современной «дублёнки»)

каждому. Недаром «кожух» — тоже древнейшее, праславянское слово.

Первоначально оно, по всей видимости, обозначало вообще одежду из кож и

мехов — не исключено, что кожухами называли также и меховые либо кожаные

плащи. Однако чаще кожух был всё-таки одеждой с рукавами и застёжками.

Шили их, как правило, мехом вовнутрь. Простые люди носили «нагольные»

кожуха, то есть сшитые кожей наружу. Богатые покрывали их сверху нарядной

материей, иногда даже византийской парчой — золототканым шёлком. Понятно,

что такие красивые, дорогие одежды надевали не только ради тепла. Следует

помнить, что в языческой древности мех считался магическим символом

плодородия и богатства (реальным признаком богатства он тогда, в силу своей

общедоступности, являться не мог). Например, Змей Волос наших легенд,

существо, способное дарить людям «золото-серебро», оказывается по-змеиному

чешуйчатым и одновременно... мохнатым. Подобные воззрения не являются

исключительно славянскими. Мифология скандинавов, описывая «родоначальника»

всех свободных земледельцев, совсем не случайно рисует его невесту «в

платье из меха»...

Так что в каких-то торжественных случаях, требовавших поддержания

престижа или привлечения магических сил, славянские «нарочитые люди» и

летом могли облачиться в меха: это должно было способствовать и их личному

благополучию, и процветанию всего племени. Такое обыкновение оказалось

очень живучим, продолжая существовать и тогда, когда мифологическая причина

была уже позабыта. Взять хотя бы знаменитые боярские «сидения» в шубах и

меховых шапках. А ещё в конце XIX века девушки ходили в хоровод — своего

рода «выставку невест» — даже в летнюю жару часто в шубах, стремясь вернее

привлечь внимание женихов. А молодожёнов непременно сажали на расстеленный

мех, чтобы новая семья была многодетной, а дом скорее сделался «полной

чашей»...

Впоследствии долгополые кожухи стали называть «тулупами» или «шубами»,

а те, что были длиной по колено или короче, — «полушубками».

О слове «тулуп» учёные спорят. Кто-то считает его исконно славянским и

родственным «туловищу». Кто-то выводит его из татарского, казахского и даже

алтайских языков, в которых похожее слово обозначало «кожаный мешок из

одной цельной шкуры». Как бы то ни было, из древнерусского языка «тулуп»

попал в Польшу и даже... в Швецию, на другой берег Балтийского моря.

А вот о слове «шуба» языковедам доподлинно известно, что первоначально

оно принадлежало арабам и значило просто «верхняя одежда с длинными

рукавами». Не вполне ясно только, какими путями оно распространялось в

Европе. Часть филологов полагает, что славяне заимствовали его у германцев,

часть — что германцы, наоборот, переняли его у славян...

Ещё одним распространённым видом меховой одежды, как пишут этнографы,

была безрукавка. К сожалению, у нас нет ни изображений, ни описаний её в

древних источниках. Зато мы доподлинно знаем, что безрукавки носили' наши

близкие соседи, например скандинавы. А у горных пастухов Украины сохранился

исключительно старый тип безрукавки — не сшитый, но сделанный из одной

цельной шкурки овцы. Всё это даёт право предполагать, что и славянам

безрукавки наверняка были знакомы.

[pic]

6. ПЛАЩ

В современной жизни плащ давно уже превратился в обычное лёгкое пальто

для прохладной погоды, часто непромокаемое. Плащ в виде широкого полотнища

за плечами сразу наводит на мысли о «романтическом» средневековье. Между

тем для наших далёких предков он был самой привычной, каждодневной одеждой.

Действительно, добротный, плотный плащ был очень хорош в непогоду, а при

нужде служил одеялом или даже палаткой. Воин, намотав его на руку, мог

использовать как своеобразный щит. Входил плащ и в состав «официального»

княжеского костюма. Наконец, хорошо сшитый он попросту очень наряден. Вот

почему плащи всевозможного покроя, из разного материала носили в будни и

праздники решительно все: женщины и мужчины, знатные и незнатные, старые и

молодые. Правда, некоторое время назад археологи полагали, что плащ был

характерной приметой знати и воинов. Это потому, что в соответствующих

погребениях находили застёжки ювелирной работы, явно предназначенные для

плащей, а в могилах простых людей их не было. Однако потом появились новые

данные, показавшие, что плащи носили все слои населения. Просто те, у кого

не было драгоценных застёжек, пользовались шнурком. А слово «плащ» —

исконно славянское, языковеды сближают его с «платком», «полотном» и

прилагательным «плоский».

Учёные пишут, что древние славяне носили плащи самых различных фасонов.

Слово «вотола», как и многие другие наименования видов одежды,

первоначально имело значение «вид ткани». В данном случае подразумевалась

толстая, плотная, грубая ткань растительного происхождения — льняная или

посконная (из волокон конопли). Существовало и прилагательное «вотоляный» —

«сделанный из подобной материи».

Как именно выглядела одежда, в конце концов названная нашими предками

«вотолой», — единого мнения у историков нет. Некоторые полагают, что это

была «запашная» одежда с рукавами. Другие настаивают, что это был плащ-

полотнище, скреплявшийся у шеи пряжкой, пуговицей или шнурком, длиной до

колен или до икр, без рукавов, но зато, возможно, с капюшоном. Старинная

рукопись рассказывает о воре, который полез в чужой сад за яблоками и

свалился с обломившейся ветки, но зацепился вотолой за сучок— да так и

погиб, «удавившись ожерельем». Думается, к этому рассказу больше подходит

всё-таки плащ.

Иногда пишут, что вотолы были одеждой только простого народа,

землепашцев. Однако авторитетные учёные считают, что князья и бояре далеко

не всегда ходили такими нарядными, как это изображено на сохранившихся

миниатюрах и фресках — своего рода парадных портретах тех лет. На охоте, в

поездке, в дозоре в качестве повседневной одежды вотола хороша была и для

князя.

Другой разновидностью плаща был «мятель» («мятль»). Языковеды возводят

это слово (возможно, через германские языки) к латинскому «мантеллум» —

«покрывало», «покров». Как выглядел мятель, в точности пока не известно. Во

всяком случае, это была гораздо более нарядная и дорогая одежда, нежели

вотола: за «роздрание» мятля во время ссоры древнерусское законодательство

спрашивало строго, налагая на виновного изрядный денежный штраф. Возможно,

мятли делались из плотной шерстяной материи — сукна, зачастую привозного.

Эпизод летописи рисует одетыми в чёрные мятли княжеских воинов и самого

князя. Сохранился рассказ о доблестном воине, который сумел оборониться от

наседавших врагов с помощью короткого метательного копья-сулицы, будучи без

щита и доспехов, «за единым мятлем». Впрочем, это не даёт оснований считать

мятель чем-то вроде элемента воинской формы. В дальнейшем в мятли нередко

одевались монахи, а «мятельником» стал называться княжеский слуга, ведавший

платьем. От названия древнего плаща происходит русская фамилия Мятлев.

Проникло слово «мятль» и в латышский язык, дав современное «метелис» —

«пальто»...

Существовал и третий вид плаща — «корзно» («корозно», «корознь»). Если

мятель и вотола, в общем, мало что говорят об общественном положении их

владельца, то корзно, судя по всему, было знаком высокого княжеского

достоинства. Во всяком случае, летописцы «одевают» в корзно только членов

княжеского рода (сохранилось и изображение девушки-княжны в корзне), а

также иностранных монархов. А летописный эпизод из XII века рассказывает,

как князь, пытаясь спасти человека от [pic]расправы, спрыгнул с коня и

«покрыл» обречённого своим корзном: у него, видимо, были серьёзные причины

надеяться, что это остановит убийц, что они не посмеют поднять руку на знак

княжеской власти. В другом летописном сказании, отдавая последнюю почесть

погибшему князю, его мёртвое тело обёртывают корзном.

Корзно во всех отношениях соответствовало своему назначению — быть

парадной княжеской одеждой, зримо свидетельствовать о власти, богатстве,

силе и славе. Делали его нередко из дорогих византийских материй: плотного

шёлка, яркого узорчатого бархата, золотой парчи, иногда снабжая меховой

опушкой (о мифологическом смысле меха рассказано в предыдущей главе).

Впрочем, не надо думать, будто наряды древнерусских князей отличались

безвкусной «варварской» роскошью. Когда рассматриваешь древние миниатюры,

обращает на себя внимание умелый подбор цветовых сочетаний, точное

использование узора. Например, византийские оксамиты (род бархата)

отличались крупным рисунком, часто изображавшим животных. Русский князь XII

века выбрал для своего корзна ткань с царственной птицей— орлом, и его плащ

сшит так, чтобы орёл оказался как раз на плече.

Плащ-корзно был распространён по всему славянскому миру. О

происхождении этого слова у лингвистов нет единого мнения. Некоторые

считают его «германизмом», то есть заимствованием из германских языков. Их

оппоненты (и эта точка зрения, пожалуй, более основательна) выводят его с

[pic]Востока, где похожее название было у меховой одежды — такое значение,

кстати, сохранили близкие «корзну» слова в языках зарубежных славян. И

слово, и покрой, утверждают эти учёные, уже от западных славян перешло к

немцам, которые называли подобный плащ «кюрзен», а также — сообразно

происхождению — «славоника». Есть и такие, кто полагает, что «славоникой» у

немцев именовалось вовсе не корзно, а иной вид плаща — «киса», или «коц»

(об этом плаще, кроме названия, ничего больше не известно). На что

сторонники восточного происхождения корзна указывают, что именно «коц» был

заимствован из германских языков, а значит, «славоникой» никак являться не

мог...

Другая разновидность плаща, о которой нельзя сказать почти ничего

определённого, — это «луда». Летопись рассказывает о варяжском предводителе

Якуне, потерявшем на поле проигранного боя затканную золотом луду. Вообще,

надо заметить, что яркие дорогие одежды, в которые знатные воины часто

облачались перед сражением, говорят не просто о тщеславии, как порой

представляется современному человеку. Учёные пишут, что богатый наряд был

ценной и желанной добычей, а значит, своего рода дополнительным вызовом,

который доблестный воин не боялся бросить врагу: «А ну, попробуй-ка,

отними!..»