Барокко
БАРОККО
В недрах культуры Ренессанса сформировались в эмбриональном виде
мировоззрение и стиль барокко. Эпоха барокко наступила после глубокого
духовного и религиозного кризиса, вызванного Реформацией. В эту эпоху
своеобразный взгляд на человека и пристрастие ко всему театральному рождают
всепроникающий образ: весь мир — это театр. Для всех знающих английский
язык этот образ связан с именем Шекспира — ведь он взят из его комедии «Как
вам это понравится». Но его можно найти во всех крупных произведениях
европейской литературы. Богатый порт Амстердам открыл в 1638 г. городской
театр, над входом в который можно было прочесть строки крупнейшего
голландского поэта Вондела: «Наш мир — сцена, у каждого здесь роль своя и
каждому воздается по заслугам». А в соперничавшей с Голландией Испании
современник Вондела Кальдерон де ла Варка создал свой знаменитый шедевр
«Великий театр мира», представляющий мир как сцену в истинно барочном
смысле.
Люди того времени всегда чувствовали на себе глаз божий и внимание всего
мира, но это наполняло их чувством самоуважения, стремлением сделать свою
жизнь такой же яркой и содержательной, какой она представала в живописи,
скульптуре и драматургии. Подобно живописным портретам, дворцы эпохи
барокко отражают представление их создателей о самих себе. Это панегирики в
камне, превозносящие добродетели тех, кто в них живет. Произведение эпохи
барокко, прославляя великих и их свершения, поражают нас своим вызовом и в
то же время демонстрируют попытку заглушить тоску их создателей.
Тень разочарования лежит на искусстве барокко с самого начала. Любовь к
театру и сценической метафоре обнажает осознание того, что любое внешнее
проявление иллюзорно. Восхваление правителей и героев — в пьесах
французского драматурга Корнеля, английского поэта Драйдена и немецкого
писателя и драматурга Грифиуса, — возможно, было попыткой отсрочить
забвение, грозившее неизбежно поглотить всех, даже самых великих.
Многоцветная, сверкающая и жизнерадостная литература эпохи барокко могла
быть и другой — темной и пронзительной. Римский император Тит в трагедии
Корнеля «Тит и Берени-ка» говорит: «Каждое мгновение жизни — шаг к смерти».
В разных частях Европы человек смотрел на небо, желая разгадать загадки
вселенной, которая благодаря изобретению телескопа становилась с каждым
днем все шире, стремился понять гармонию сфер. Научное обоснование, данное
немецким астрономом Кеплером движению планет по эллипсу и постоянному
расположению небесных тел, несмотря на их вечное движение, созвучно идее
динамизма, эллиптическим очертаниям и заданности форм архитектуры, живописи
и литературы эпохи барокко. Открытие этих основополагающих законов и
трансцендентной последовательности привело художников и писателей к мысли о
том, что эта краткая и хрупкая жизнь, эта «юдоль плачевная» — не более, чем
иллюзия. Даже невинная пасторальная идиллия, счастливая Аркадия, полная
прелестных нимф и страдающих от безнадежной любви пастухов, которых без
устали воспевали поэты барокко, не спасала от дуновения смерти.
Острое ощущение несущегося времени, поглощающего всё и вся; чувство
тщетности всего земного, о которой твердили поэты и проповедники всей
Европы; могильный камень, неизбежно ожидающий каждого и напоминающий о том,
что плоть смертна, человек — прах, — все это, как ни странно, вело к
необычному жизнелюбию и жизнеутвержде-нию. Этот парадокс стал основной
темой барочной поэзии, авторы звали людей срывать цветы удовольствий, пока
вокруг бушует лето; любить и наслаждаться многоцветным маскарадом жизни.
Знание, что жизнь окончится как сон, открывало ее истинный смысл и цену для
тех, кому улыбалась удача. Несмотря на особое внимание к теме бренности
всего сущего, культура барокко дала миру литературные произведения
небывалого жизнелюбия и силы. А главное мы не можем не поражаться
дерзновению художников, три столетия назад нарисовавших образ мира, полного
радости и чудес, и поставивших последнюю точку в созданной европейской
культурой картине мироздания, связанной с идеей божественного начала.
Есть веские аргументы в пользу того, что барокко как мироощущение
зародилось не только в Западной Европе, но и имело своих приверженцев в
Иране эпохи правления шаха Аббаса 1 (1587—1629), в Китае начального
правления династии Цин и Японии времен великого драматурга Тикамацу
(1653—1725), а также вошло в русскую и украинскую культуру XVII—XVIII вв.
Как известно, в общеевропейском масштабе переходный этап развития культуры
— не только эпоха Возрождения: в странах Восточной и Юго-Восточной Европы
этот переход от средневековья к Новому времени совершается главным образом
в XVII— XVIII вв., когда в Западной Европе развивается культура барокко. Но
в силу того, что в данном регионе не было развитого «Возрождения» (оно
проявлялось лишь спорадически) барокко взяло на себя важнейшие ренессансные
функции, наполняя искусство земным, человечес-
ким содержанием. Крупнейшим центром культуры барокко на Украине был Киев,
где первостепенную роль играла Киево-Могилянская академия.
Большое внимание в Киевской академии уделялось изучению философии, в ходе
которого студенты знакомились с античными философами от Гераклита до
Боэция, со средневековыми схоластами и мистиками, а также с выдающимися
мыслителями Нового времени — Ф. Бэконом, Р. Декартом, Г.В. Лейбницем, Д.
Локком и др. Важное место в программе отводилось курсам поэтики и риторики,
в конечном счете исходивших из поэтик и трактатов гуманистов итальянского
Возрождения. Киевские поэтики и риторики знакомились с понятиями и
принципами •западноевропейской литературно-теоретической мысли XVI— XVII
вв. с образцами литературного творчества, ~ тем самым способствуя
перестройке украинской, русской и других славянских литератур на новый,
европейский лад. Под их влиянием в литературе постепенно складываются новые
художественные направления — барокко и классицизм. Аналогичные процессы
происходили в это время и в искусстве России.
Вся картина русской художественной жизни XVII в. исключительно сложна и
противоречива: традиционные русские формы соединялись с деталями
позднеготическими, ренессансными, барочными, как правило, в варианте
искусства стран Северной Европы. При общей склонности этого периода к
декоративно-насыщенному, динамичному целое кажется часто барочным по общему
впечатлению (что проявилось, например, в названии «нарышкинское барокко»).
Поэтому иногда говорят о русском Возрождении в одеянии барокко. В ходе
петровских преобразований рождалось новое искусство, но оно оказалось не
ренес-сапсным, а принадлежащим европейской культуре Нового времени.
Своеобразие искусства XVIII в. в России следует искать преимущественно не в
признаках внешнего сохранения традиций, а в своеобразии движения по новому
пути. Новое и старое, по выражению Ключевского, преображали друг друга.
В этой плоскости располагается проблема взаимоотношения в русском искусстве
двух стилей — барокко и рококо. Относительно живописи ученые А. Сидоров и
А. Греч выдвинули идею о последовательном движении от барокко петровского и
ближайшего послепетровского времени к рококо середины века и затем к
классицизму. В представлении А. Греча барокко, рококо и классицизму
последовательно соответствуют три царствования: «Суровый Марс, Ветреная
Диана и Мудрая Минерва недаром олицетворяли, даже в глазах современников,
три важнейших царствования». Античных богов здесь можно принять за
аллегории стилей. Исследования показывают, что в русской культуре произошло
сли-
яние барокко и рококо, хотя этот вопрос до конца не решен. Это
характеризует особую ситуацию, сложившуюся в России и представляющую
наглядный пример соединения двух стилей. В середине XVIII в. запоздавшая
сравнительно с Францией кульминация абсолютизма, породила барочный пафос,
вместе с тем этот пафос соединился с гедонизмом рококо, который оказался
доступен русской культуре в силу ее зрелости. Для русской культуры
характерно совмещение в одном периоде разных этапов развития
общеевропейской культуры. |