"Прокуратура при Петре I и его преемниках. Генерал-прокурор П. И. Ягужинский"

    Выполнил: ученик 10 кл. "Г"
    Лякин В. Е.
    Научный руководитель:
    Сафонов Н. А.
    Кемерово 1999
    Предисловие.

При Петре I Россия окончательно превратилась в чиновничье-дворянскую монархию с неограниченной властью монарха. Ломался привычный, устоявшийся веками образ жизни; претерпевали коренные изменения все основные государственные структуры — Петр Великий твердой и уверенной рукой насаждал новые, необычные для Российского государства органы, которые день ото дня укреплялись и набирали силу. Боярскую думу сменил Правительствующий сенат; приказы сохранились лишь частично, уступив место так называемым коллегиям. С организацией Святейшего синода император добился полного подчинения церкви своей власти. Создавались регулярная армия и полиция, преобразовывалось местное управление. Существенно обновлялось и российское законодательство — в первой половине XVIII века в год в среднем издавалось по 160 указов. И это —лишь малая часть тех преобразований, которые провёл в жизнь один из величайших монархов, когда-либо правивших Россией. Их просто не счесть: чего стоит лишь одно строительство новой столицы—Санкт-Петербурга, по праву признанного одним из красивейших городов мира? А строительство флота и первые морские победы, а также торговые отношения, расширенные при помощи этого же флота? Изменения коснулись также и внутренней стороны российской жизни: Пётр поменял стиль жизни части народа путём "европеизации" быта и, в частности, костюмов. Правда, среди историков есть мнения о некой искусственности Петровской европеизации, так как она, по их мнению, проходила и проявлялась только внешне, но это уже другой, не менее обширный вопрос. Также, нельзя пропустить один из важнейших этапов развития не только России, но и мирового развития— становление России империей в 1721 году. Но нельзя забывать или преуменьшать другую выдающуюся заслугу Петра I. Он впервые задумался о создании в России органов, специально предназначенные для контроля и надзора за соблюдением законов. Примером ему и прочим правителям из других стран послужила Франция, принявшая в 1586 году закон о прокуратуре. А аналогичным органом в России стал институт фискалов. 22 февраля 1711 года был издан указ о Правительствующем сенате: "Определили быть для отлучек наших Правительствующий сенат для управления". Сенат учреждался в качестве коллегиального органа. В него входили первоначально десять высших сановников России —сподвижников Петра I: граф И. А. Мусин-Пушкин, князь П. Голицын, М. Долгорукий и др. Функции Сената тогда не были четко определены. Впоследствии он стал решать вопросы финансов, управления различными отраслями хозяйства, правосудия и т. п. Сенат стал высшим управленческим и судебным органом. Сюда направляли со всей России на окончательное рассмотрение и решение многие дела. Только император мог пересмотреть "приговор" или определение Сената. Указами от 2 и 5 марта 1711 года учреждалась должность фискалов. Их глава, обер-фискал состоял при Сенате, но назначался непосредственно государём. Фискалы образовывались при всех центральных и местных органах: коллегиях, канцеляриях, судах и др. В их основную обязанность входило "тайно проведывать, доносить и обличать" о всех нарушениях закона, злоупотреблениях и воровстве и всем прочем, что "во вред государственному интересу может быть". С этой целью они принимали "доносы" от частных лиц, имели право входить в присутственные места, требовать для просмотра дела и документы, и объяснения чиновников. Довольно скоро оказалось, что в деятельности самой фискальной службы множество недостатков. Пользуясь весьма широкими полномочиями и не чувствуя должной ответственности, многие фискалы не прочь были поживиться за счет тех мест, при которых они состояли, погрязнув в лихоимстве и злоупотреблениях. Широко распространённое взяточничество среди фискалов объяснялось также тем, что им не полагалось жалованья, и им попросту не на что было жить. Их стали почти открыто ненавидеть, так что само слово "фискал" люди относили к таким же бранным, как, например, "шпион", "доноситель". Надежды, возлагаемые Петром I на фискалов, оправдались не полностью. Кроме того, оставался без контроля и присмотра высшей государственный орган— Правительствующий сенат. Правда, иногда император поручал контролировать сенатскую деятельность своим наиболее доверенным лицам, таким, как генерал-ревизор Зотов и обер-секретарь Сената Щукин, и даже отдельным офицерам гвардии. Но эти функции они выполняли временно, эпизодически, что не удовлетворяло Петра I.

Император понимал, что нужно создать новое учреждение, стоящее как бы над Сенатом и над всеми другими государственными учреждениями. Таким органом стала прокуратура. Указ о ней состоялся 12 января 1722 года. В нём отмечалось: "Быть при Сенате генерал-прокурору и обер-прокурору, также во всякой коллегии по прокурору, которые должны будут рапортовать генерал-прокурору".

Прокуратура создавалась в России как представительный орган прежде всего императорской власти, осуществляющий от ее имени и по ее поручению повсеместный и постоянный надзор и контроль за действиями и решениями Правительствующего сената, других центральных и местных учреждений. Суть самой должности прокурора ее основатель Пётр I выразил такими словами: "Сей чиняко око наше, стряпчий по делам государственным". 27 апреля того же года Пётр издаёт указ о должности генерал-прокурора и всех прокуроров, в котором говорилось об их полномочиях, правах и обязанностях. По этому указу генерал-прокурор должен постоянно находиться в Сенате и следить за постоянным точным пониманием и исполнением закона, а также, как и все прокуроры, доносить императору о делах. Прокуроры могли писать протесты на людей, отклонивших замечания прокуроров, но если донос был ложным, что нередко ради корысти делали фискалы, прокуроры наказывались. Также, прокуроры должны были осуществлять надзор за заключёнными и надзор за следствием по уголовным делам.

Конечно, все прокуроры были хорошо материально обеспечены, чтобы предотвратить взяточничество в их среде по причине безденежья.

И прокуратура не обманула Петровы ожидания. При нём надзорные органы и прокуроры исправно выполняли свои функции, чего добивался Пётр. Все дела рассматривались быстро и по существу; не было ложных доносов и, с другой стороны, мало какое нарушение закона могло пройти незамеченным в Сенате и других присутственных местах. Однако при преемниках Петра прокуратура пришла в упадок. При Екатерине I все дела решал Тайный Совет, а Анна Иоанновна полностью зависела от Бирона, о чём подробнее будет рассказано позже. Только Елизавета решила продолжать дела отца. Ещё до неё, в 1840 году генерал-прокурором назначается Н. Трубецкой, который был на этой должности 19 лет и пережил 8 царствований. Он издал указ о необходимости прокурорам проявлять особую "заботу и ревность" в уголовных (колодничьих, как их тогда называли) делах. При нём также была образована школа юнкеров, где учились будущие юристы, прокуроры. При Екатерине II генерал-прокурор становится над Сенатом, он ведёт внутренние дела, возглавляет тайные экспедиции, получает большие полномочия. А на местах прокуроры были независимы от губернаторов и осуществляли за ними строгий надзор, докладывая о малейшем правонарушении. Появляются должности стряпчих по гражданским и уголовным делам, а также уездные стряпчие....

В 1802 году М. М. Сперанский и Александр I учреждают 8 министерств. И министр юстиции был одновременно и генерал-прокурором вплоть до 1917 года. Первым министром юстиции был всего 1 год знаменитый писатель, поэт и политик Г. Р. Державин. Он был очень активным прокурором, боролся с казнокрадством, взяточничеством, злоупотреблением. На него начали поступать жалобы от разных чиновников и начальников, что он не даёт им служить и мешает в работе. И Александр I был вынужден уволить его, сказав при этом знаменитые слова "Ты слишком ревностно служил".

В 1837 году, в год смерти А. С. Пушкина, на базе его родного, Царскосельского лицея был основан правовой факультет и, таким образом, было положено начало школе прокуроров. Так как в лицее учились почти только дворяне, то вероятность попадания в прокуроры простых людей была минимальна.

Об этом же, в частности, говорили и "Основные положения о прокуратуре", принятые Государственным Советом в 1862 году:

Основная функция прокуратуры — наблюдение за точным и абсолютным соблюдением закона. 2. Все прокуроры назначаются государём из дворян и несменяемы. Хорошее материальное обеспечение прокуроров, чтобы не брали взяток. У прокуроров должна была быть хорошая профессиональность и выдающиеся особенности.

В результате судебной реформы 1864 года прокуратура вошла в состав суда на правах строгой автономии, а министр юстиции продолжал исполнять обязанности генерал-прокурора.

Но вернёмся назад. Необходимо отметить, что должность генерал-прокурора, установленную Петром I в 1722 году, за все время ее существования, вплоть до октябрьских событий 1917 года, — почти два столетия — занимали 33 человека. Первым в их ряду стоял сподвижник Петра I, один из "птенцов гнезда Петра Великого" генерал-аншеф, обер-шталмейстер, кабинет-министр и дипломат, кавалер всех высших орденов Российской империи, граф Павел Иванович Ягужинский, о котором и пойдёт речь в данном реферате.

ЛЮБИМЕЦ ПЕТРА

Первым в истории государства Российского генерал-прокурором был сподвижник императора Петра Великого граф Павел Иванович Ягужинский. Ягужинский родился в 1683 году. Отец его был бедным литовским органистом. Около 1686 года он вместе с малолетними сыновьями, Павлом и Иваном, в поисках лучшей доли перебрался в Москву, где устроился органистом в лютеранскую церковь, находившуюся в Немецкой слободе. Впоследствии, когда его сын Павел вошел в силу, он поступил на военную службу и даже дослужился до чина майора. Павел с молодости отличался веселым и живым нравом, слыл сообразительным и остроумным юношей. Эти его качества, а также обаятельная внешность привлекли к нему внимание фельдмаршала графа ФедораГоловина, который и взял его к себе на службу.

Начало XVIII века ознаменовалось в России многими важными событиями. Молодой царь Пётр энергично принялся за обширнейшие преобразования, всемерное укрепление Русского государства. Задачи им были поставлены грандиозные. Для их выполнения он мог опираться только на молодых, талантливых и энергичных людей, хотя и не принадлежащих к знатным родам. При удачном стечении обстоятельств любой способный простолюдин мог подняться на высшие ступени государственной иерархии. Пётр разыскивал для своей службы неординарных людей, где только мог — в России и за границей. В 1701 году Ягужинский впервые встретился с Петром I. Царь был заворожен образной, красивой речью юноши, блещущей умом и остроумием, его умением быстро и толково составить любую бумагу. А красивая внешность еще больше придавала ему обаяние. Пётр I зачислилЯгужинского в гвардию, в Преображенский полк. Когда его произвели в офицеры, царь "пожаловал" Ягужинского своим денщиком. Ему предстояло дежурить при царе и фактически выполнять обязанности его личного адъютанта. С этого времени начинается стремительная и блестящая карьера Ягужинского, ставшего одним из любимцев Петра. В 27 лет он уже камер-юнкер и капитан Преображенского полка, затем полковник, генерал-адъютант. Спустя непродолжительное время он получает чин генерал-майора и, наконец, генерал-лейтенанта. Ягужинский хорошо знал несколько иностранных языков, был исключительно начитанным человеком и к тому же очень ловким. Поэтому Пётр неоднократно доверял ему важные дипломатические миссии: в 1713 году он ведет переговоры с королем Дании, в 1720 —с прусским королем, участвует в ряде конгрессов. По поручению Петра он присматривает за границей толковых людей, которые могли бы "российскому языку удобнее научиться", с тем чтобы использовать их в качестве чиновников в коллегиях.

Ягужинский постоянно был среди тех приближенных к Петру людей, которые сопровождали царя в его заграничных путешествиях.

Пётр возлагал на него и другие важные обязанности, требующие смекалки и честности. В 1718 году сложилось тяжелое положение в только что образованных коллегиях: работали они из рук вон плохо и часто вносили только путаницу в дела. Нужен был человек, который бы быстро во всем разобрался и толково доложил царю. Выбор пал наЯгужинского. В указе от 2 июня 1718 года Пётр I написал: "Господа Сенат! В прошлом декабре я при отъезде своем начало учинил коллегиям и чтобы оные в нынешнем году себя в такое состояние привели, дабы с будущего 1719 года в состоянии были каждая дело свое зачать; а когда возвратился я из Москвы, тогда нашел в некоторых немного, а в иных ничего. Того ради господам президентам накрепко ныне подтверждается, дабы коллегии свои с ревностью дела производили, для которого побуждения произвели мы генерал-майору Ягужинскому в коллегиях часто сей наш указ напоминать, побуждать и смотреть, также по вся месяцы рапортовать себе, сколько которая коллегия в который месяц авансировала, дабы видеть ревностного и презорца". Ягужинский успешно справился с этими своими обязанностями и обоснованно заслужил похвалу Петра I.

"БЫТЬ ПРИ СЕНАТЕ ГЕНЕРАЛ-ПРОКУРОРУ"

12 января 1722 года оказалось знаменательной датой в истории Российского государства. В тот день царь подписал указ, направленный на улучшение деятельности всех органов государства. В нем определялись обязанности сенаторов, предписывалось присутствовать президентам некоторых коллегий в Сенате, устанавливаласьревизион-коллегия и учреждались при Сенате должности генерал-прокурора, рекетмейстера, экзекутора и герольдмейстера. Пётр предложил представить ему кандидатов на эти должности. В отношении прокуратуры в указе отмечалось: "Быть при Сенате генерал-прокурору и обер-прокурору, также во всякой коллегии по прокурору, которые должны будут рапортовать генерал-прокурору". Спустя несколько дней были установлены должности прокуроров при надворных судах.

В этом же указе Пётр писал: "Ныне ни в чем так надлежит трудиться, чтобы выбрать и мне представить кандидатов на вышеписанные чины, а буде за краткостью времени всех нельзя, то чтобы в президенты коллегий и в генерал и обер-прокуроры выбрать; что необходимая есть нужда до наступающего карнавала учинить, дабы потом исправиться в делах было можно; в сии чины дается воля выбирать изо всяких чинов, а особливо в прокуроры, понеже дело нужное есть". Из этого указа видно, какое важное значение Пётр придавал новой должности прокурора как блюстителя законов, хотя функции прокуроров тогда еще не вполне сложились. Однако и того срока, который он установил, Пётр не стал дожидаться —слишком большие надежды он возлагал на должность генерал-прокурора. Поэтому уже 18 января 1722 года он назначает на должность генерал-прокурора Павла ИвановичаЯгужинского.

По отзывам современников, Ягужинский был видный мужчина, с лицом неправильным, но выразительным и живым, со свободным обхождением, капризный и самолюбивый. Он был очень умен и деятелен. За один день Ягужинский делал столько, сколько другой не успевал за неделю. Мысли свои выражал без лести перед самыми высокими сановниками и вельможами, порицал их смело и свободно. Талантливый и ловкий, он не робел ни перед кем. Не случайно светлейший князь Меншиков "от души ненавидел его". Ближайшим помощником Ягужинского, обер-прокурором Сената, этим же указом был определен Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, выдвинувшийся из среды гвардейских офицеров. Он уже имел опыт в Тайной канцелярии, и особенно отличился при ведении следствия по ряду политических дел. Положение первого генерал-прокурора Сената было очень сложным. Царь, человек исключительно энергичный, нередко сам выполнял прокурорские обязанности: он постоянно ездил в Сенат и строго следил за принимаемыми там решениями. С первых же дней образования прокуратуры Пётр I дал понять всем сенаторам, какое место он намерен отвести прокурору в государственных делах. Представляя сенаторам первого генерал-прокурора, он сказал: "Вот мое око, коим я буду все видеть. Он знает мои намерения и желания; что он заблагорассудит, то вы делайте; а хотя бы вам показалось, что он поступает противно моим и государственным выгодам, вы однако ж то выполняйте и, уведомив меня о том, ожидайте моего повеления".

Эта же мысль Петра нашла отражение и в указе от 27 апреля 1722 года "О должности генерал-прокурора". В нем отмечено: "И понеже сей чин— яко око наше и стряпчий о делах государственных, того ради надлежит верно поступать, ибо перво на нем взыскано будет". По первоначальному замыслу Петра I, генерал-прокурор должен был выступать в роли высшего должностного лица в государственном аппарате, в руках которогососредоточивался бы надзор за правильным и законным ходом управления страной, и прежде всего ее центральными учреждениями. Предполагалось, что генерал-прокурор должен стоять на страже интересов государя, государства, церкви и всех граждан, которые не могут сами защитить свои интересы.

Однако в ходе дальнейшей работы над указом о функциях прокуратуры Пётр отказался от таких всеобъемлющих обязанностей генерал-прокурорской должности. Центр тяжести переносился исключительно на надзирающую роль генерал-прокурора за деятельностью всех государственных органов, и прежде всего Сената. Указ "О должности генерал-прокурора" был утвержден 27 апреля 1722 года. Он устанавливал основные обязанности прокурора, его полномочия по надзору за Сенатом, руководству подчиненными органами прокуратуры. Указ предписывал, что "генерал-прокурор повинен сидеть в Сенате и смотреть накрепко, дабы Сенат свою должность хранил и во всех делах, которые к сенатскому рассмотрению и решению подлежат, истинно, ревностно и порядочно, безпотеряния времени, по регламентам и указам отправлял, разве какая законная причина ко отправлению ему помешает, что все записывать повинен в свой юрнал". Прокурору вменялось в обязанность наблюдать также за тем, чтобы в Сенате "не на столе только дела вершились, но самым действом по указам исполнялись", а также "накрепко смотреть, дабы Сенат в своем звании праведно и нелицемерно поступал". Если генерал-прокурор обнаруживал, что Сенат нарушает законы, то он обязан был предложить Сенату исправить ошибку, а если не послушает — "протестовать и оное дело остановить".

НАДЗОР ЗА СЕНАТОМ

Основное внимание в своей прокурорской деятельности Ягужинский сосредоточил на контроле за повседневной работой Сената, за правильностью и законностью разрешения дел, их своевременным прохождением, порядком в Сенате и т. п. Стремясь к возвышению над Сенатом, Ягужинский все свои предложения, даваемые им сенаторам, обычно прикрывал авторитетом Петра, к которому был очень близок. ^ Первое время генерал-прокурор прилагал немало усилий, чтобы навести в Сенате элементарный порядок. Коллегиальные решения были еще чужды сознанию самолюбивых сановников. Сенаторы не привыкли считаться с чужим мнением и уважать его, поэтому в сенатском собрании зачастую возникали ссоры, крики и брань, а иногда и драки. В связи с этим 16 октября 1722 годаЯгужинский написал особое "предложение" Сенату, в котором просил сенаторов воздержаться от ссор и споров, "ибо прежде всего это неприлично для такого учреждения, как Сенат".

В то время в Сенате существовал следующий порядок рассмотрения дел. По выслушивании сенаторами доклада по какому-либо вопросу им разрешалось переговоритьмежду собой о том или ином деле, для чего давался срок от получаса до трех часов. Для определения точного времени генерал-прокурор всегда имел под рукой песочные часы. Как только доклад заканчивался, он тотчас ставил часы на стол. Когда весь песок высыпался, сенаторы обязаны были немедленно садиться на свои места и "подавать голоса", начиная с младших. Постепенно генерал-прокурор занимает ключевое положение в государственном управлении. Русский историк В. О. Ключевский писал по этому поводу: "Генерал-прокурор, а не Сенат, становился маховым колесом всего управления; не входя в его состав, не имея сенаторского голоса, был, однако, настоящим его президентом, смотрел за порядком его заседаний, возбуждал в нем законодательные вопросы, судил, когда Сенат поступал право или неправо, посредством своих песочных часов руководил его рассуждениями и превращал его в политическое сооружение на песке". Наблюдательные иностранцы отмечали, что генерал-прокурор Ягужинский — второе после императора лицо в государстве по своей силе и значению. Однако давалось все это Ягужинскому с огромным трудом. Он ясно осознавал, что только поддержка Петра I обеспечивает ему возможность твердо отстаивать интересы закона. Особенно трудно ему приходилось потому, что отношения с основным помощником — обер-прокурором Скорняковым-Писаревым у него не сложились. С самого начала своей службы в прокуратуре Скорняков-Писарев частенько забегал к императрице и жаловался на свое незавидное положение, нерасположение к нему генерал-прокурора Ягужинского. Намекал он об этом и в письмах к Петру I. Так, осенью 1722 года обер-прокурор писал Петру: "А без Вашего Величества жить нам, бедным, скучно". В письме же императрице Екатерине он был более откровенен: "А без вас нам, бедным, жить зело трудно; о чем я Вашему Величеству в Коломне доносил, то уже с бедным, со мною и чинится: Павла Ивановича (т. е. Ягужинского, -Авт. ) некоторые плуты привели на меняна недоброходство". Вскоре после этого он снова пишет Петру I: "И ныне паче на меня Павел Иванович по наговору от него, Шафирова, озлобился и публично при Сенате кричал на меня и бить челом хотел". Вот в такой обстановке, при натянутых отношениях со своим ближайшим помощником в Сенате, приходилось Ягужинскому создавать и укреплять органы прокуратуры. А ведь ему надо было заботиться и о местной прокуратуре, которая только-только вставала на ноги. Не случайно в одном из писем Петру I Ягужинский отмечал: "Всемилостивейший Государь! Я совестью своею и всеми сенаторами засвидетельствую, сколько в том верности моей и старания ни было, однако ж с превеликою трудностью при таких страстях дела в порядке содержать было можно, особливо будучи безо всякого надежноговспомощника".

Наряду с руководством органами прокуратуры Ягужинский был начальником всей сенатской канцелярии: он определял порядок делопроизводства и прохождения дел, следил за дисциплиной и т. п. Поток же дел в Сенате был чрезвычайно большой. Вскоре Ягужинский заметил, что один обер-секретарь не справляется с такой массой дел. К тому же он не всегда был беспристрастен. По этому поводу Ягужинский пишет предложение Сенату: "Понеже несказаемая бездна дел и к тому же не небезлодозрителен один и може партии иметь, а когда другой будет, то один за другим — глаза". Сенат согласился с предложением Ягужинского и установил еще одну должность обер-секретаря.

НА СТРАЖЕ ЗАКОНА

Способный от природы, энергичный и честный Ягужинский пользовался полным доверием Петра I, сказавшего про него однажды: "Что осмотрит Павел, так верно, как будто я сам видел". Это доверие Ягужинский оправдывал всегда. В то время, как многие крупные, даже приближенные к императору вельможи нередко погрязали в лихоимстве и других злоупотреблениях, на генерал-прокурора даже не падала тень такого подозрения.

Пётр I, всегда жестоко преследовавший сановников за взяточничество и воровство, часто поручал генерал-прокурору Ягужинскому ведение "розыска", то есть следствия по такого рода делам, хотя расследование преступлений и не входило тогда в прямую обязанность прокуроров. В 1722 году Пётр I получил прошение посадского человека Сутягина, в котором тот доносил о злоупотреблениях ярославского провинциал-фискалаПопцова. В доносе сообщалось, что Попцов содержит беглых крестьян, за взятки освобождает от рекрутства и разворовывает казенные деньги. Подобную жалобу Сутягин подавал еще несколько лет назад, но она затерялась где-то в чиновничьихканцеляриях. А теперь она дошла до императора. Пётр приказал своему кабинет-секретарю Макарову отослать полученную челобитную Ягужинскому для того, чтобы тот все исследовал, Ягужинский быстро выяснил суть дела и установил, что Попцов, признавая свою вину, изобличает во взяточничестве и обер-фискала Нестерова. Генерал-прокурор установил также, что "яростным защитником" проворовавшихся фискалов был обер-прокурор Скорняков-Писарев. Ягужинский тотчас донес обо всем Петру I. Император, не оставлявший без внимания такие факты, писал ему из Астрахани 15 октября 1722 года: "Г. Ягужинский, письмо твое октября от 5 числа до нас дошло, в котором пишешь, что фискалПопцов с розыску показал во взятках и в других преступлениях на обер-фискала Нестерова и в своих преступлениях винился, и оное дело велите, по отлучении своем, следовать и разыскивать прокурору Егору Пашкову и для того придайте ему в помощь из прокуроров, кого он будет требовать, и ежелиобер-фискал дойдет до розысков, также и другие, то велите розыскивать". Вскоре обер-фискал Нестеров был изобличен во взяточничестве и казнен. Пётр I внимательно следил за тем, чтобы в государственные учреждения не проникали люди нечестные, уже однажды скомпрометировавшие себя. По этому поводу он не раз обращался к Ягужинскому. В одном из писем к генерал-прокурору он отмечал: "Бывший офицер Языков, который был в розыске и явно наказан яко вор, а слышал, что его из войсковой коллегии определили или хотят определить к делу, чего вам накрепко смотреть надлежит, чтоб того не чинили, понеже паки честь изгадят и ворам потачку сделают".

Император не ошибся в своем выборе генерал-прокурора. Ягужинский ревностно и очень оперативно выполнял все поручения Петра I. Он никогда неволокитил исполнение, как это частенько практиковали другие вельможи, а, получив какое-либо задание, уже через день-другой рапортовал Петру I о результатах. Вполне доверяя Ягужинскому, император нередко оставлял решение тех или иных вопросов на усмотрение генерал-прокурора. В одном из писем он предлагал: "Г. Генерал-прокурор, указы посланы отсель о некоторых делах, а наипаче о медных деньгах; как сам усмотришь из оных, зело надлежит исполнить". Когда дело касалось интересов закона, Ягужинский не боялся противостоять даже членам царской фамилии. Об этом свидетельствует такой случай. Один из дворовых людей царицы Прасковьи Федоровны, вдовы царя Ивана Алексеевича (брата Петра I), Деревнин как-то раз поднял и припрятал у себя оброненное фаворитом царицы Юшковым письмо. Эта пропажа очень беспокоила царицу, так как письмо было написано ею. Подозрение пало на Деревнина. К тому же Юшков обвинил его еще и в краже денег. Дворового человека посадили в Тайную канцелярию, где подвергли допросам. Деревнин все начисто отрицал, и дело продвигалось медленно, что, разумеется, не устраивало царицу. И тогда она решила лично учинить ему допрос. Однажды вечером, под видом раздачи милостыни арестантам, она вместе со своими слугами проникла в Тайную канцелярию. Там она подвергла колодникаДеревнина самым изощренным пыткам и истязаниям. Царица собственноручно била его, а ее слуги в это время жгли Деревнина свечами, после чего облили голову и лицо "крепкой водкой" и подожгли. Караульщик едва смог сбить с колодника пламя. Боясь ответственности за содеянное царицей, которая к тому же и не думала униматься, дежурный офицер сообщил о происшествии обер-прокуроруСкорнякову-Писареву, но тот отказался вмешиваться в это дело. Тогда офицер разыскал генерал-прокурора Ягужинского, который немедленно приехал в Тайную канцелярию. Он отобрал у царицы арестованного и велел направить его под караулом к себе в дом. На требования царицы отдать ей ДеревнинаЯгужинский сказал: "Что хорошего, государыня, что изволишь ездить ночью по приказам. Без именного указа отдать невозможно". Помощник Ягужинского обер-прокурор Скорняков-Писарев не только "криво толковал государевы указы", как отозвался о нем генерал-прокурор, но и былзадирист и несдержан, что не могло не отразиться и на делах. Так, однажды в доме генерал-прокурора, когда праздновалась очередная победа Петра I в баталиях, Скорняков-Писарев избил прокурора Юстиц-коллегии. А однажды, во время отлучки Ягужинского, когда его обязанности в Сенате выполнял Скорняков-Писарев, в сенатском собрании произошла стычка обер-прокурора Скорнякова-Писарева с Шафировым, которая стоила одному карьеры, а другой чуть не лишился головы. Публичная ссора в Сенате со взаимными оскорблениями между обер-прокурором Скорняковым-Писаревым и вице-канцлером Шафировым не прошла мимо внимания Петра I, который приказал возбудить следствие. Генерал-прокурор Ягужинский вынужден был даже допрашивать своего помощника. Дело кончилось для Шафирова трагически, так как он был приговорен к смертной казни. Как всегда бывало в таких случаях, к его "дерзкому поведению" в Сенате следователи присовокупили еще растрату государственных средств и незаконную выдачу жалованья брату. При исполнении приговора палач опустил топор рядом с головой вице-канцлера. После этого тайный кабинет-секретарь Макаров объявил, что Пётр I, в уважение заслуг Шафирова, заменяет смертную казнь ссылкой в Сибирь. Поведение в Сенате Скорнякова-Писарева Пётр I нашел "незаконным и неприличным", снял его с должности обер-прокурора, отобрал у него деревни и отправил наблюдать за работами на строящемся Ладожском канале.

Обер-прокурорский стол в Сенате занял лейб-гвардии капитан И. И. Бибиков. Он, как и генерал-прокурор, службу свою начал в Преображенском полку. С образованием органов прокуратуры его назначили на очень важный пост — прокурором ревизион-коллегии, а затем и обер-прокурором в Сенате. В 1724 году он был направлен в Стокгольм для "приискания в русскую службу чиновников". Обер-прокурором Сената Бибиков оставался до 1727 года, когда он был назначен президентомревизион-коллегии. Затем был президентом Камер-коллегии, губернатором в Иркутске и "главным командиром" в Малороссии.

"СМОТРЕТЬ НАД ВСЕМИ ПРОКУРОРАМИ"

Генерал-прокурору были подчинены все прокуроры в коллегиях и народных судах. В соответствии с "должностью" он обязан был "смотреть над всеми прокуроры, дабы в своем звании истинно и ревностно поступали". Все нижестоящие прокуроры действовали именем генерал-прокурора, под непосредственным его наблюдением и покровительством. От него они получали наставления и указания, к нему обращались со своими "доношениями" и протестами. Генерал-прокурор должен был все "прокурорские доношения "предлагать" Сенату и инстиговать, чтоб по ним исполнено было". Прокуроры назначались на должности Сенатом по предложению генерал-прокурора. За те или иные проступки они могли быть наказаны только Сенатом.

Сам же генерал-прокурор и обер-прокурор несли ответственность только перед императором. В указе о "Должности генерал-прокурора" на этот счет отмечалось: "Генерал и обер-прокуроры ничьему суду не подлежат, кроме нашего". Только в крайнем случае, во время отлучки императора. Сенат формально мог арестовать генерал-прокурора за "тяжкую" и "времени не терпящей вину", например, за измену. Но и в этом случае запрещалось применять к нему какое-либо наказание.

Если на местных прокуроров поступало "доношение", что они "званий своих истинно и ревностно не исполняют", то генерал-прокурор обязан был представить такое "доношение" Сенату со своим мнением. Никаких особых личных требований для службы в прокуратуре в то время не определялось. Ведено было избирать их "из всяких чинов", но "лучших". В Табеле о рангах 1722 года генерал-прокурор был отнесен к третьему классу, обер-прокурор— к четвертому. Прокуроры в коллегиях состояли в шестом, прокуроры при надворных судах — в седьмом классе. Прокуроры формально были независимы от тех учреждений, при которых они состояли. Правда, эта независимость иногда нарушалась. У провинившихся прокуроров иногда делалось удержание из жалованья. Однако когда этодохо-дило до генерал-прокурора, то он всегда вмешивался и вносил "предложение" в Сенат, который рассматривал вычеты из жалованья прокуроров как уклонение от законного порядка и подтверждал привилегированную подсудность прокуроров. Многие прокуроры со дня их назначения развернули довольно активную работу. Они строго наблюдали и контролировали деятельность учреждений и организаций, при которых состояли, обращая внимание на все недостатки и упущения: на нарушения закона, волокиту, несвоевременный приход на службу, воровство и растрату денег и т. д.

Так, в 1723 году прокурор Юстиц-коллегии Ржевский доносил генерал-прокурору Ягужинскому, что многие члены коллегии "никогда вовремя не приезжают в присутствие", отчего все делопроизводство "замедлено". По докладуЯгу-жинского Сенат вызвал для дачи объяснений о таких непорядках президента коллегии. Спустя некоторое время тот же прокурор доносил, что в этой "коллегии за умалением членов дела остановились и управлять некому". Ягужинский внес предложение в Сенат — "пополнить коллегию новыми членами". Сенат с этим согласился. В то время существовал такой порядок действий прокуроров. Заметив нарушение, прокурор вначале устно предлагал устранить его, а если его обращение не помогало, то он приносил протест. Письменный протест поступал в тот орган, который нарушил закон и от которого зависело на том "протесте утвердиться", то есть принять его, или же "остаться при своих мнениях". В последнем случае руководитель учреждения обязан был направить в вышестоящую инстанцию или Сенат вместе с протестом прокурора свои объяснения о причинах несогласия с прокурором. Принесение прокурором протеста приостанавливало исполнение того действия или постановления, которое опротестовывалось. В то же время прокурор, чей протест был отклонен, направлял специальное "доношение" генерал-прокурору, от которого зависело, поддержать своего подчиненного или нет. Непосредственное уголовное преследование лежало вне компетенции прокурора. Он только наблюдал за ходом расследования дела и имел "попечение" о колоднических, то есть арестантских, делах. В круг ведения прокуроров входил также надзор за фискалами, за которыми они должны были "иметь крепкое смотрение". Фискалы в коллегиях и надворных судах доносили о всех замеченных ими злоупотреблениях прокурорам. Прокуроры на местах наблюдали также за правильным "собиранием" казенных доходов, за безубыточным для казны производством по подрядам и откупам, за правильностью финансовой отчетности и др. Очень интенсивно начал свою деятельность прокурор при Московском надворном суде князь Василий Гагарин. Он направил генерал-прокуроруЯгужинскому несколько серьезных "доношений". В одном из них сообщал, что надворный суд не соблюдает указов о розыске преступников, отчего, по его мнению, "чинится ворам послабление". В другом сообщал о незаконных действиях председателя надворного суда Тарбеева при слушании дел. По докладу Ягужинского Сенат распорядился направить для исследования этого дела президента Юстиц-коллегии сенатора Матвеева.

Прокурор Гагарин смело вступал в противоборство с сильными и влиятельными людьми и умел добиться принятия справедливого решения по делу. В этом отношениихарактерен такой случай.

В Московском надворном суде слушалось дело по обвинению дворовых людей могущественного вельможи Салтыкова - неких Максимова и Герасимова. Они подозревались в убийстве двух крепостных крестьян, совершенном, по слонам обвиняемых, по прямому указанию приказчика Архипова. Максимов и Герасимов были арестованы. Для их изобличения необходимо было провести очные ставки с Архиповым и другими людьми Салтыкова. Однако вельможа заупрямился и отказался отпускать своих людей в суд. "Розыск" приостановился. Находясь долгое время под арестом в исключительно тяжелых условиях, обвиняемый Максимов умер. Прокурор Гагарин, выявив все эти "бесчинства", донес о них генерал-прокурору Ягужинскому. Тот в ноябре 1724 года внес свое предложение в Сенат, который и начал слушать дело. Сенаторы приказали немедленно взять приказчика Архипова и доставить его "за караулом" в Юстиц-коллегию, при этом установили Салтыкову определенный срок для выполнения своего решения, дополнив при этом, что, если "он на тот срок не поставит, тогда взят и держан будет сам в Сенате". За свои "доношения" прокуроры несли ответственность. Это относилось и к генерал-прокурору. Правда, за неумышленные, ошибочные донесения, "без вымысла", никакого взыскания на прокуроров не налагалось, так как считалось, что "лучше доношением ошибиться, нежели молчанием". В случае же частого повторения ошибок прокурор подлежал ответственности, хотя четко и не определенной в законе. Отмечалось лишь, что "не без вины будет". В случае же тяжкого преступления дажегенерал-прокурор мог быть наказан как "явный разоритель государства". При необходимости Ягужинский собирал своих подчиненных и давал им конкретные поручения. Так, 20 мая 1724 года Пётр I написал Ягужинскому: "Г. Генерал-прокурор, которые прокуроры от коллегий здесь в Москве, прикажи им, чтоб они свои конторы здесь гораздо посмотрели, так ли делается, как надобно, и ежели что не так, чтоб тебе рапортовали, и оных бы, сыскав иосвидетельствовав, наказать, понеже за глазами, чаю, много диковинок есть". Ягужинский очень болезненно воспринимал и искренне огорчался, когда император "напоминал ему о его должности", то есть давал поручения по делам, которые входили в круг повседневных обязанностей прокурора.

Узнав о поручении, Ягужинский в тот же день предложил обер-секретарю Сената собрать прокуроров от всех коллегий и объявить им письмо Петра I. В своем обращении к обер-секретарю он сетует на то, что "прокурорам и без такого напоминания то надлежало чинить и мне рапортовать". Ягужинский потребовал от подчиненных, чтоб "каждый от своей конторы, гденеисправа есть, сегодня, или кончая завтра, мне рапортовал и мне бы было что Государю донесть". Затем Ягужинский с укором добавляет: "Мне не без зазрения, что Государь мне сам о должности моей напоминает. Нашей прокурорской конторе о сем тоже думать надобно".

Указание было исполнено немедленно, и уже через день Ягужинский доложил Петру I о положении дел в коллегиях.

Генерал-прокурор Ягужинский умел настоять на том, чтобы в прокуратуру попадали нужные ему люди— энергичные и волевые. Когда однажды сенаторы заупрямились и не хотели назначать прокурорами дворянОтяева и Кутузова, Ягужинский в резкой форме заявил сенаторам, что "не признает за ними (т. е. кандидатами в прокуроры. — Авт. ) никакого явного порока и мнит в том быть некоторой страсти", а потому, подчеркнул он, и "принимет в том от вот перед Его Величеством на себя". Большинство прокуроров на местах было назначено не только с его ведома, но и по его прямой рекомендации. При пополнении рядов прокуратуры Ягужинский испытывал определенные трудности. Должность была новая, доселе небывалая, людей приходилось отбирать тщательно искрупулёзно, чтобы не пропустить нечестных и беспринципных. В одном из писем Петру IЯгужинский сообщал: "Воистину трудно было людей достойных сыскивать". Будучи приближенным к императору и пользуясь его полным доверием, Ягужинский оказывал огромную поддержку подчиненным ему прокурорам, всячески выводя их из-под влияния учреждений, при которых они состояли. При случае он всегда находил возможность испрашивать чины и награды для прокуроров, выставлять их перед Петром I как особенно усердных, преданных и честных слуг.

Например, в одном из "доношений" Ягужинский писал: "В коллегиях которые определены прокуроры не токмо должность звания своего исправляют прилежно, но и, сверх того, тщатся, где что могут видеть, и исправить к интересу Вашего Императорского Величества нигде не пропущают, и Ваше Величество изволите при счастливом возврате своем в Москву сами свидетельствовать, что я сию похвалу им не ложно придаю, и господа президенты к ним респект такой имеют и только зерцало и прокуроров твердят". Ягужинский просит Петра I, чтобы прокуроры пользовались "протекцией" императора в случае, когда "может некоторым иногда вместо защиты обида чинится".

ПРИ ПРЕЕМНИКАХ ПЕТРА

После смерти Петра I прокуратура как государственный орган переживала не лучшие свои времена. Тем не менее генерал-прокурор Ягужинский, во многом благодаря своему уму и ловкости, сумел сохранить благосклонность преемников императора. По восшествии на престол Екатерины I Ягужинский, немало сделавший, чтобы посадить ее на трон, немедленно представил ей записку "О состоянии России", в которой проявил себя истинным государственным человеком. Обрисовав положение дел в империи, он посетовал на то, что хотя по должности своей постоянно напоминал Сенату о всех нуждах, но мало чего добился, поскольку "большая часть токмо в разговорах о той или другой нужде с сожалением итужением бывает, а прямо никто не положит своего ревнительного труда". Ягужинский предложил Екатерине I ряд мер для "внутренней и внешней целостности государства". При этом он советует ей затребовать "порознь" у всех министров мнения об этих мерах. Что же конкретно предлагал генерал-прокурор? Он настаивал на уменьшении размеров сборов подушных денег, считал необходимым "распустить по домам" тех офицеров, в которых "не имеется великая нужда", предлагал назначить одного из сенаторов для постоянных объездов всех провинций в государстве. По его мнению, это будет способствовать пресечению воровства, поскольку теперь "ни страху, ни порядку и провинциях не будет". Ягужинский полагал, что надо учредить особую комиссию для ревизии счетов о взыскании государственных доходов, иметь надлежащее попечение о коммерции и т. п. Ряд мероприятий, как опытный дипломат, он предложил и в отношении внешнеполитической деятельности государства. Екатерина I хотя и благоволила Ягужинскому, однако мало интересовалась делами прокуратуры. Сама должность генерал-прокурора была фактически упразднена. Сенат также оказался в тени. На первое место в государстве выдвинулся Верховный тайный совет, образованный 8 февраля 1726 года, который и управлял всеми делами. В августе 1726 года Ягужинский назначается полномочным министром при польском сейме в Гродно. Исчезновение из Сената генерал-прокурора имело своим последствием почти полное умаление роли прокуратуры. Историк С. А. Петровский писал по этому поводу: "Время высокого положения генерал-прокурора есть вместе с тем время процветания, наибольшей энергии и деятельности самого Сената; время упадка генерал-прокурора при ближайших преемниках Петра I — время унижения Сената". Обязанности генерал-прокурора при Сенате вначале выполнял обер-прокурор Бибиков, которого затем сменил М. Воейков. При вступлении на престол в 1730 году Анны Иоанновны Ягужинский пережил несколько неприятных моментов. Дело в том, что ряд высокопоставленных сановников, так называемые"верховники", вздумали ограничить власть императрицы. Вначале Ягужинский примкнул к ним и также высказывался за ограничение самодержавной власти монарха. Но затем его политическое чутье подсказало ему иной путь, и он решил предупредить Анну Иоанновну о заговоре "верховников". С этой целью он послал 20 января 1730 года в Митаву, где находилась императрица, свое доверенное лицо — камер-юнкера П. С. Сумарокова с письмом и устными наставлениями. Он писал, что идею ограничения власти монарха предлагает лишь небольшая кучка людей, и наставлял Анну Иоанновну, как ей надобно было поступить, когда к ней придут посланцы от Верховного тайного совета. Сумароков сумел выполнить поручение Ягужинского, хотя на обратном пути он был арестован. 2 февраля 1730 года на совместном заседании Верховного тайного совета, Синода и Генералитета Ягужинский был обвинен в измене, арестован и посажен в Кремлевский каземат. У него отобрали шпагу, ордена, а все бумаги опечатали. Генерал-прокурора подвергли допросам. Арест ближайшего сподвижника Петра I наделал много шуму в Москве. Поэтому жителям Москвы, с барабанным боем, былообъявлено, что Ягужинский арестован за письмо к императрице, содержание которого "противно благу отечества и ЕеВеличеству".

В Москве со дня на день ожидали, что Ягужинский будет казнен. Однако заговор "верховников" потерпел неудачу, последовали казни и ссылки. Ягужинский вновь возвысился. При Анне Иоанновне Верховный тайный совет был уничтожен. Сенат же вновь восстанавливается "на таком основании и в такой силе", как при Петре I. На деле Сенат стал лишь безропотным исполнителем решений нового верховного органа, созданного императрицей, — Кабинета. Именным указом от 2 октября 1730 года Анна Иоаннов-па восстановила и органы прокуратуры. "Ныне небезызвестно нам есть, — говорится в указе, — что в коллегиях и канцеляриях в государственных делах слабое чинится управление и челобитчики по делам своим справедливого и скорого решения получить не могут и бедные от сильных утесняемы, обиды и разорения претерпевают". При Петре же, отмечается далее, "для отвращения всего этого был учрежден чин генерал-прокурора и ему помощника обер-прокурора при Сенате, а в коллегиях —прокуроров". В указе определяется: "Быть при Сенате генерал и обер-прокурорам, а при коллегиях и других судебных местах— прокурорам и действовать по данной им Должности". Не забыла императрица и Ягужинского. В указе отмечалось: "И для того ныне в Сенат, покамест особливый от нас генерал-прокурор определен будет, иметь в должности егонадзирание из членов сенатских генералу Ягужинскому, а в его дирекции в должность обер-прокурора быть статскому советникуМаслову, а прокуроры ж в коллегии и канцелярии, в которые надлежит, определяются немедленно". Ягужинский был "пожалован" императрицей Анной Иоанновной сенаторским званием. Несмотря на то, что положение его в Сенате стало двойственное, так как раньше, осуществляя надзор, он сам не был сенатором, генерал-прокурор сумел поддержать свой авторитет. Иностранцы отмечали, что влияние Ягужинского в Сенате все более возрастало. Например, английский посланник К. Рондо сообщал английскому правительству о том, что "Ягужинский первое по власти лицо после Ее Величества; он вправе войти в любую коллегию и пересмотреть в ней все дела; коллегии должны слушаться его приказаний; даже Сенат не может пред принять ничего без его согласия". Однако это была уже лебединая песня Ягужинского как генерал-прокурора. Вокруг императрицы стали возвышаться другие лица, силу набирал ее любимец Бирон. После не скольких ожесточенных схваток с ними, особенно с Бироном, менее чем через год после своего вторичного назначения на должность генерал-прокурора Ягужинский, по свидетельству современников, "с радостью воспринял весть и назначении его послом в Берлин вместо ссылки в Сибирь". Официально Ягужинский продолжал считаться генерал-прокурором, хотя его обязанности при Сенате выполняли обер-прокуроры. Когда Ягужинский отбыл в Берлин, обер-прокурором былАнисим Маслов, человек весьма своеобразный. С одной стороны, он относился к Сенату осторожно, редко вступал в острые конфликты с ним. В своих "предложениях " Сенату он чаще всего только констатировал факты нарушений и отступлений от законов, мнения своего не высказывал и ничего не требовал от Сената. Например, в марте 1733 года прокурор Сыскного приказа рапортовал ему о существенных непорядках в делах этого учреждения. Обер-прокурор Маслов переслал это донесение в Сенат, указав только: "Передаю в высокое рассуждение Сената". Узнав от прокурора о злоупотреблениях по подушному сбору со стороны секретаря Калужской провинции, Маслов предложил Сенату "то дело рассмотреть и за такие воровские того секретаря поступки учинить указ". В 1735 году Белгородский прокурор Львов буквально завалил обер-прокурора Маслова "доношениями" о грубейших нарушениях законов в провинциальных учреждениях. Маслов же сделал следующее предложение Сенату: "Те его, прокурора Львова, прежниедоношения собрав, рассмотрение учинить". И так было почти по всем донесениям, поступавшим от местных прокурорских работников.

С другой стороны, обер-прокурор Маслов вдруг проявлял такую твердость, принципиальность и непреклонность, что приводил в трепет сенаторов. Так, он направил императрице Анне Иоанновне несколько рапортов, в которых гневно обличал недобросовестность и бездельничество некоторых высших сановников и сенаторов. Потом вдруг написал рапорт о бедственном положении крепостных крестьян.

Вот что писал об этом историк В. О. Ключевский: "Маслов провел в 1734 году строгое предписание кабинет-министрам составить "учреждение" для помещиков, "в каком бы состоянии они деревни свои содержать могли и в нужный случай им всякоевспоможение чинили". Но не рассчитывая на поворотливость Кабинета, Маслов поспешил сам составить и подать Анне недавно найденный в архиве проект жесткого указа, который, ставя накопление подушной недоимки в вину "бессовестным" помещикам, отягощавшим своих крестьян излишними работами и сборами, предписывал Сенату прилежно обсудить способ бездоимочного и неотяготительного сбора подушной и установить меру крестьянских оброков и работ на господ, грозя Сенату строгим взысканием, если он не учинит вскоре "такого полезного учреждения". Бойко поставлен был жгучий вопрос о законодательной нормировке крепостного права.... ".

Ограничение власти помещиков в отношении своих крепостных крестьян, что предполагал сделать Пётр I, не входило тогда в интересы сенаторов, которые были владельцами многочисленных крепостных душ. Сенаторы переполошились, не зная, как им поступить, как угомонить беспокойного обер-прокурора. Идти открыто против проекта указа, составленного по поручению Петра Великого, они не могли, а принимать указ в таком виде не хотели. Однако к этому времени Маслов был уже тяжело болен, и в 1735 году он скончался. Только тогда, как писал Ключевский, Сенат "вздохнул свободно". На проекте, найденном Масловым, секретарь императрицы по ее поручению начертал: "Обождать". Ждать российским крестьянам пришлось слишком долго.

Заменивший Маслова на посту обер-прокурора Ф. Соймонов выступал более решительно и активно по всем вопросам, а не только по принципиальным. Он чаще и определеннее не только включал в свои предложения Сенату конкретные меры, но и готовил проекты решений по этим делам. И почти всегда они проходили в Сенате без каких-либо изменений.

В Пруссии Ягужинский находился до 1736 года, после чего возвратился в Россию. Он получил графское достоинство, и императрица назначила его своим кабинет-министром. Он продолжал носить и звание генерал-прокурора, так как никого другого на эту должность так и не назначили, хотя фактически от прокурорских дел он уже отошел.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

За свою ревностную службу и преданность императору Ягужинский не раз награждался различными знаками отличия, большими имениями и крупными денежными суммами. В самом начале своей карьеры, в июне 1706 года, он получил на Яузе у Москвы в вечное владение остров. 3 февраля 1717 года Ягужинский был пожаловал в Дерптском округе огромным имением, которое он впоследствии продал более чем за 50 тыс. рублей. В феврале 1724 года ему был отдан в вечное владение отнятый у осужденного вице-канцлера Шафирова Мишин остров со всеми людьми и строениями. В мае того же года Пётр I "пожаловал" ему орден Св. Андрея Первозванного и сделал капитаном, то есть начальником недавно учрежденной роты драбантов, или кавалергардов, что было очень почетно. На следующий год он получил орден Св. Александра Невского. Он был "пожалован" также преемниками Петра I в графское Российской империи достоинство. Личная жизнь Ягужинского вначале не была удачной. В 1710 году он женился на Анне Федоровне Хитрово. Хотя он получил за женой огромное состояние, сразу сделавшее его одним из богатейших людей России, брак этот не был счастливым. Его жена оказалась женщина неуравновешенная, склонная к распутству, бездумным оргиям и непредсказуемым поступкам. Вскоре после свадьбы она перестала выезжать в свет, а в 1722 году вообще "впала в совершенную меланхолию" и была настолько больна, что приводила генерал-прокурора в отчаяние. Вскоре необузданные выходки жены заставили Ягужинского подать в Синод прошение, в котором он просил "развязать" его с женой. В качестве основного мотива он выдвинул ее "христианскому закону противные поступки и иные чинимые мерзости.... наипаче же бы малые мои дети от такой непотребной матери вовсе не пропали". От этого брака у Ягужинского был сын (умерший в 1724 году) и три дочери. 21 августа 1723 года последовал указ Синода о разводе. Сама же Анна Ягужинская была сослана в Переяславль-Залесский (Федоровский) монастырь, где она умерла в 1733 году. Вскоре после развода Ягужинский женился вторично —на Анне Гавриловне Головкиной, дочери канцлера. От этого брака он имел сына, который дослужился до генерал-поручика и умер в 1806 году, не оставив наследников, и троих дочерей. Вторая жена генерал-прокурора Ягужинского, по свидетельству современников, пользовалась славой лучшей танцовщицы во всем Петербурге, она была "высока ростом, имела прекрасный стан и отличалась приятностью в обхождении".

Судьба ее оказалась трагической. После смерти Ягужинского она вышла замуж на обер-гофмаршала М. П. Бестужева-Рюмина, но в 1743 году, за участие в заговоре против Елизаветы Петровны, была наказана кнутом и, "по урезании языка", сослана в Сибирь. Генерал-прокурор Ягужинский всегда жил на широкую ногу. Он тратил огромные суммы на обстановку, слуг, экипажи. У него были лучшие в столице кареты, так что Пётр I частенько одалживал их у него для своих выездов. Государь любил бывать в доме Ягужинского, где всегда было весело. Пётр лично присутствовал на свадьбе своего фаворита с девицей Головкиной, а крестным отцом у родившегося сынаЯгужинского был герцог Голштинг-Готорпский, жених одной из дочерей императора. Отзывы иностранцев о Ягужинском противоречивы. Например, испанский посол при Российском дворе герцог де Лирия отмечал, что Ягужинский — человек умный, способный, смелый, решительный, "друг искренний, враг явный". Английский посланник Рондо говорил о нем, как о человеке, который "не имел необыкновенных дарований, но придворная жизнь придала ему учтивость в обращении". По его мнению, Ягужинского можно было бы "любить за доброе сердце, если бы природная вспыльчивость, очень часто воспламеняемая неумеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, не побуждала ругать своих лучших друзей и разглашать самые важные тайны". Рондо считал, что в "расточительности он не знает пределов".

Совершенно иную характеристику давала Ягужинскому жена английского посланника леди Рондо. Она писала, что Ягужинский "весьма красивый мужчина; лицо его хотя не отличается правильностью, но исполнено величия, живости и выражения. В обхождении свободен, даже небрежен, и что в другом показалось бы недостатком воспитания, то в нем весьма естественно, так что никто не может быть им недоволен. Владея такою свободой в обращении, что каждое действие его кажется как будто случайным, но имеет преимущество привлекать к себе взоры всех, и как бы ни велико было собрание, он кажется первою особою, одарен умом высоким, рассудительностью и живостью, которая так ясно выражается во всем, что кажется исключительно составляет его характер.... Если кто просит у него покровительства, то отказывает прямо, если не может оказать его: "Я не могу вам служить, — отвечает он, — потому и потому"; если не может решиться вдруг, то назначает просителю время для ответа и тогда отвечает: "Я буду стараться по такой и по та-кой причине". Но если он уже обещает что-нибудь принять на себя, то скорее умрет, нежели нарушит обещание.... Если первый сановник империи поступает несправедливо, то он порицает его с такою же свободою, как и низшего чиновника.... Теперь его особенно боятся высшие чиновники, потому что его приговоры хотя справедливы, но весьма строги и всех приводят в страх. Весьма к немногим он питал дружество, хотя весьма многим оказывает услуги. Но к тому, кто однажды приобрел его расположение, он всегда остается верным другом".

Пётр I возложил на Ягужинского еще одну обязанность — надзор за систематическим проведением так называемых ассамблей. Необходимо отметить, что генерал-прокурор проявлял здесь явную неумеренность. Так, современники отмечали, что Ягужинский заставлял гостей пить, хотя бы количество тостов и обязательного за ними опустошения бокалов превышало все допустимые нормы. Но таковы уж были нравы того жестокого времени. Умер Павел Иванович Ягужинский в 1736 году и похоронен в Невском монастыре. На его надгробном камне было высечено: "В сем освященном храме погребено тело вВозе усопшего высокосиятельнейшего графа, генерал-аншефа, российских орденов кавалера, генерал-прокурора, обер-шталмейстера и кабинетного министра Ея Императорского Величества, Самодержавца Всероссийской, также конной лейб-гвардии подполковника, графа Павла Ивановича Ягужинского. Его сиятельство скончался в Санкт-Петербурге 1736 года апреля в 6-ой день, в начале 53-го лета славы и вечной памяти достойный жизнисвоея".

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Звягинцев А. Г. и Орлов Ю. Г. : "Око государево. Российские прокуроры. ХVIII век". — М. : "Российская политическая энциклопедия", 1994 г.

2. "Россия и мир: Учебная книга по истории. Часть I". — М. : "Владос", 1994 г.

3. "Энциклопедия Брокгаузъ и Ефронъ". — СПб. : 1895 г.

4. "Энциклопедия для детей". М. : "Аванта +", 1996 г. , т. 5, ч. 1.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:

1. "Опись документов и дел, хранящихся в сенаторском архиве. Дела канцелярии, генерал-прокурора и министра юстиции". — СПб. : 1910-1917 гг. , тт. 1, 2, 3, отдел 3. 2. "Российское законодательство X-XX вв. ". — М. : 1986-1987 гг. , тт. 4-5.