Грамматические особенности языка В. Шекспира (на материале трагедии "Гамлет")
МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Тема: Грамматические особенности
языка В. Шекспира
(на материале трагедии “Гамлет”)
Москва 2000
Содержание.
Введение………………………………………………………………………2
Глава I. 1) Становление и развитие национального английского языка
в ранненовоанглийский период…………………………………5
2) Язык и стиль В. Шекспира………………………………………7
Глава II. Морфологические особенности языка В. Шекспира.
1) Переход слова
из одной грамматической категории в другую……………..10
2) Глагол.
а) Личные окончания глагола…………………………………11
б) Сильные глаголы и их формы……………………………..14
в) Категория длительного вида………………………………15
г) Система форм перфекта……………………………………17
д) Способы передачи сослагательного наклонения…………18
3) Прилагательное.
а) Употребление составных прилагательных………………..22
б) Особенности формирования
степеней сравнения прилагательных………………………23
4) Местоимение.
а) Употребление местоимений
"thou, thy, thine, thee, thyself"………………………………25
б) Употребление местоимения "you" наряду с "thou" и
специфические оттенки последнего………………………26
5) Предлоги.
Особенности употребления предлогов………………………28
Глава III. Синтаксические особенности языка В. Шекспира.
1) Нарушение твердого порядка слов
при построении предложения………………………………..30
2) „Эллипс” как характерная черта стиля В. Шекспира……….34
3) Особенности употребления
вспомогательного глагола "do"………………………………35
4) Особенности формирования
отрицательных предложений…………………………………38
Выводы………………………………………………………………………..41
Библиография…………………………………………………………………44
Введение.
Эпоха Вильяма Шекспира в языковом отношении входит в период
ранненовоанглийского языка, охватывающий вторую половину XV века и первую
половину XVIII века. Английский язык этого периода представляет собой
дальнейшее и вполне закономерное развитие системы английского языка
предшествующего периода.
Основные изменения, происшедшие в это время, касаются фонетического
строя английского языка. Генри Свит назвал этот период периодом „утраченных
окончаний”, так как в безударных окончаниях исчез нейтральный гласный звук
[ ]. Отпадение конечного [ ] связано с существенными переменами в области
грамматического строя; с его исчезновением инфинитив многих глаголов
перестал отличаться по звуковому составу от существительных в форме
единственного числа, например: answer „ответ” и „отвечать”, love „любовь” и
„любить” и так далее.
Однако самым значительным фонетическим изменением этой эпохи,
наложившим особый отпечаток на всю систему гласных новоанглийского языка,
является Великий Сдвиг Гласных (the Great Vowel Shift), начавшийся в XV
веке. Сущность этого сдвига состояла в том, что все долгие гласные
сузились, а самые узкие гласные [i:] и [u:] дифтонгизировались:
[i: > ai], [u: > au].
В течение ранненовоанглийского периода система согласных также
претерпела ряд изменений, из которых следует назвать озвончение глухих
щелевых [f], [s] и [o] в неударных слогах, вокализацию согласного [r],
упрощение групп согласных, образование новых щипящих и аффрикат.
Что касается грамматического строя английского языка, то, начиная с XV
века, происходит установление единого способа выражения множественного
числа имен существительных наряду с сохранением пережиточных форм
множественного числа. В этот период развивается форма притяжательного
падежа ’s и происходят изменения в системе местоимений. Также в это время
уже отсутствует согласование прилагательных с существительными в числе, то
есть язык характеризуется общей неизменяемостью прилагательных, кроме
сохранившегося от древнеанглийских времен изменения по степеням сравнения.
Что касается глагола, то здесь мы наблюдаем почти полное разрушение
системы глаголов с чередованием, утративших благодаря сложным фонетическим
изменениям этого периода свой системный характер и сохранившихся как
элемент старого качества до наших дней. В это время также произошел переход
ряда глаголов с чередованием в группу глаголов с суффиксацией. Кроме того,
новым в морфологической системе английского языка явилось интенсивное
развитие аналитических форм глагола и неличных форм глагола.
В области словообразования следует отметить значительное наполнение
словарного состава языка новыми словами, образованными различными
средствами словообразования, широко использующимися в этот период, а также
широкое развитие нового, весьма продуктивного способа образования новых
слов: так называемого корневого способа словообразования, вследствие
отмирания различных формообразующих элементов, характерных для той или иной
части речи.
Однако в ранненовоанглийский период современный английский язык лишь
формировался, и в пределах признанной языковой нормы сохранялась до
некоторой степени возможность отклонений и разновидностей, и господствовала
бульшая свобода, чем в позднейшие времена.
Тем не менее, эпоха Шекспира, которую английские историки обычно
называют Елизаветинской, по имени королевы Елизаветы I (годы правления 1558
– 1603), не была временем абсолютной языковой неустойчивости и хаоса, как
ее иногда любили изображать ученые XIX века. Это был лишь период более
свободно сосуществующих вариантов и многих еще функциональных архаизмов.
Близость разговорного и литературного книжного языка породила то
впечатление „свободы” английского языка того времени, которое сложилось у
многих филологов. Э. Эббот пишет: „Английский язык Елизаветинской эпохи на
первый взгляд очень сильно отличается от современного тем, что в первом
любые неправильности как в образовании слов, так и в предложениях, вполне
допустимы. Во-первых, почти каждая часть речи может быть употреблена в роли
любой другой части речи. Во-вторых, мы встречаемся с чрезвычайным
разнообразием кажущихся грамматических неточностей. При более внимательном
анализе, однако, эти аномалии, кажущиеся беспорядочными и необъяснимыми,
распределяются по определенным рубрикам. Надо помнить, что елизаветинский
период был переходным этапом в истории английского языка”.
Черты, типичные для языка ранненовоанглийского периода, выражены у
Шекспира особенно ярко. Эти черты и будут рассмотрены в данной работе на
примерах из величайшей трагедии Вильяма Шекспира „Гамлет”.
Глава I.
1) Становление и развитие национального английского языка
в ранненовоанглийский период.
Особенность ранненовоанглийского периода заключается, прежде всего, в
том, что это был период становления и дальнейшего развития нормы
национального английского языка. Это обусловлено тем, что в конце XV века в
Англии полным ходом шел процесс складывания английской нации. На это
указывает наличие общенародного языка, общность территории, образование
внутреннего рынка, а также выработка особого психического склада
английского народа, черты которого можно найти и в бессмертных
произведениях Вильяма Шекспира.
Основой национального английского языка явился среднеанглийский
лондонский диалект. Это связано с тем, что экономическая и общественно-
политическая жизнь страны в этот период концентрируется в Лондоне.
Непрерывно растет приток населения в Лондон, здесь собирались люди из самых
различных областей страны, говорившие на разных диалектах. Особую роль в
этот период приобретает восточно-мидлендский диалект (East Midland),
распространенный к северу от Лондона.
Область распространения восточно-мидлендского диалекта была наиболее
развитой в экономическом и культурном отношении. В то же время этот диалект
был наиболее удобным как средство общения, он являлся как бы связующим
звеном между диалектами севера и юга. Уже в XIV веке отмечалось, что
диалект средней полосы понятен и северянам, и южанам.
Создаваемый в результате смешения на основе восточно-мидлендского
диалекта лондонский диалект распространяется затем по всей стране,
приобретая престиж столичного говора, языка, которому подражают.
В ранненовоанглийский период в связи с образованием нации, развитием
национальной культуры вырабатывается более сознательное отношение к
родному, национальному языку, он начинает подвергаться сознательной
обработке. В это же время возрастает интерес к английскому языку, так как
он перестает быть „домашним”, бытовым языком, становится языком
литературным.
В связи с этим большое значение в отношении распространения
лондонского диалекта и превращения его в национальный язык имел переход в
1439 году школьного преподавания с французского языка на английский. Это
обеспечило усвоение норм национального языка различными группами населения,
которые прошли обучение в школе.
Кроме того, огромный вклад в дело становления национального
английского языка имело книгопечатание, введенное в Англии в 1477 году
уроженцем Кента Уильямом Кэкстоном (1422 – 1491). Для того чтобы печатать
книги, необходимо было унифицировать как английскую орфографию, так и
различные грамматические явления – создать своего рода норму языка. Эту
работу У. Кэкстон и проделал в меру своих сил и знаний.
Формирование национального литературного языка и его дальнейшее
развитие приводят к постепенному вытеснению диалектов литературным языком,
который, вытесняя их, сам подвергается их влиянию.
Таким образом, социальные сдвиги, совершенно преобразившие лицо Англии
в XVI веке, создали предпосылки для большого общественного и культурного
подъема, на основе которого возникла новая национальная литература.
Вследствие этого в Англии появляется целая плеяда драматургов, величайшим
из которых, безусловно, является Вильям Шекспир.
2) Язык и стиль В. Шекспира.
Вильям Шекспир (1564 – 1616) является величайшим драматургом,
мыслителем, поэтом и, бесспорно, одной из самых загадочных фигур в
литературе. Творчество Шекспира высокогуманно и человечно, грандиозно по
масштабам. Кажется, весь земной шар, все человечество втянуто в действие
его пьес. Жизнь предстает перед нами в бесконечном и неодолимом движении
вперед, в беспрестанном изменении и обновлении. В этом главная причина
популярности и бессмертия шекспировских произведений.
Однако при написании данной работы Шекспир интересовал нас прежде
всего как величайший мастер слова. Именно Шекспиром в английский
литературный язык множество слов было введено впервые. Великий драматург
широко распахнул двери перед живой речью своей эпохи. Наряду с
заимствованиями из этой речи Шекспир нередко сам создавал новые слова.
Составление слов является типичной чертой словотворчества Шекспира.
Сюда относятся в первую очередь составные прилагательные, которые так
характерны для стиля Шекспира, и к которым мы еще вернемся в данной работе.
Но замечательно не то, что Шекспир ввел в свои произведения много
новых слов. Замечательно, что большое количество их удержалось в английском
литературном языке. Причина не только в том влиянии, которое оказал Шекспир
и со сцены, и через многочисленные издания его произведений, но и в самом
подходе Шекспира к задаче расширения словаря. Касаясь множества областей
жизни, Шекспир почти не трогал узких терминов, понятных лишь знатокам, а
также почти не коснулся английских диалектов, так как писал для лондонской
публики.
Кроме того, Шекспир никогда не сводил индивидуализацию речи своих
героев к копированию каких-либо мелких особенностей. Исключение составляют
лишь несколько второстепенных персонажей. Так, например, вычурные
лингвистические ухищрения Озрика в „Гамлете” были прежде всего типичны для
эвфуистичных джентельменов. Шекспир не копировал языковой действительности.
Но он широко использовал ее для выражения мыслей и чувств, а также
характерных и вместе с тем всегда типичных особенностей своих персонажей.
Оценивая слова, введенные или созданные Шекспиром, нужно помнить, что
Шекспир писал для пестрой толпы „театра широкой публики” (public theatre),
партер которого заполнялся народным зрителем, преимущественно
подмастерьями. Этому пестрому зрителю должно было быть знакомо большинство
употребляемых Шекспиром слов. В подавляющем большинстве случаев, если новое
созданное Шекспиром слово и не было знакомо зрителю по форме, оно было
известно ему по своему корню. Слова, введенные или созданные Шекспиром,
зиждились на широкой основе и поэтому легко привились к стволу английского
литературного языка. Если в области языка Шекспир, по выражению его
комментаторов „проделал работу целого народа”, то добиться этого он мог
исключительно потому, что работа целого народа нашла в его творчестве
наиболее полное свое выражение.
Однако богатство языка Шекспира заключается не столько в количестве
слов, сколько в огромном количестве значений и оттенков, в которых Шекспир
употребляет слово. Язык Шекспира резко выделяется своим семантическим
богатством. Корень этого богатства заключается в том, что Шекспир широко
черпал значения и оттенки значений слов из народного языка своей эпохи. А в
то время современный английский литературный язык еще созидался, и значения
слов еще не были ограничены определениями толковых словарей. Шекспир не был
сознательным нарушителем установленных норм, так как эти нормы в окружающей
его языковой действительности были еще далеко не установлены.
Овладение семантикой языка позволило Шекспиру широко применять „игру
слов” или каламбур. Семантике Шекспира принадлежит также своеобразная
черта, генетически восходящая к каламбуру, но ничего общего с каламбуром
уже не имеющая. Она заключается в том, что Шекспир нередко употребляет одно
слово в двух или нескольких значениях одновременно.
При разговоре о языке Шекспира следует упомянуть и случаи передвижения
слова из одной грамматической функции в другую. Среди своих современников
Шекспир и здесь стоит на первом месте. Превращая, например, существительное
в глагол, Шекспир как бы „овеществляет” глагол и добивается той
конкретности и вместе с тем сжатости, которая вообще характерна для его
стиля.
Насыщенность образностью является особенно типичной чертой стиля
Шекспира. „Каждое слово у него картина”, - сказал о Шекспире поэт Томас
Грей. Великий драматург прежде всего стремился к компактности, к тому,
чтобы каждое слово выражало, по возможности, целую мысль, эмоцию или образ.
Для сжатого стиля Шекспира также типичны эллиптические формы, которые
не затемняют смысла, а лишь придают синтаксису своеобразный колорит.
Таким образом, язык Шекспира не только обладает особой колоритностью и
самобытностью, но и отражает все особенности языка своей эпохи, так как
взаимодействие художественно-литературного языка и языка разговорного было
типичной чертой XVI века. В результате тщательного анализа различных
письменных документов как литературного, так и нелитературного характера,
Г. Уальд приходит к заключению, что „следует всячески подчеркнуть теснейшую
связь между разговорным литературным языком и языком английской литературы.
Язык, на котором Шекспир говорил, был тем языком, на котором он писал”.
Глава II.
Морфологические особенности языка Шекспира.
1) Переход слова из одной грамматической категории в другую.
В английском языке одно слово может быть и существительным, и
прилагательным, и глаголом. В этом отношении особенно выделяется эпоха
Шекспира. То было время, когда огромному количеству слов были приданы новые
грамматические функции. Среди своих современников Шекспир и здесь стоит на
первом месте. Образность языка Шекспира обусловлена, в том числе именно
тем, что у него слово особенно легко переходит из одной грамматической
категории в другую.
Так, например, от любого существительного или прилагательного может
быть образован глагол (обычно в активном значении), что было вообще
характерно для авторов эпохи Елизаветы: “And ’gins to pale his uneffectual
fire...” (I, 5). От прилагательного "pale" Шекспир образует глагол to
"pale" (делать бледным).
От существительного "night" Шекспир образует причастную форму "nighted
(benighted)": “Good Hamlet, cast thy nighted colour off”
(I, 2), что означает "thy night-like colour".
Прилагательные свободно употребляются у Шекспира как наречия:
“I do know, when the blood burns, how prodigal the soul lends the
tongue vows.” (I, 3)
“And you, my sinews, grow not instant old.” (I, 5)
Кроме того, прилагательные часто употребляются как существительные,
даже в единственном числе: “... ’twas caviare to the general...” (II, 2)
(„… эта пьеса была икрой для толпы…”).
Непереходные глаголы у Шекспира приобретают иногда переходное
значение. Например, "to toil" (трудиться) может значить „изнурять себя
трудом”:
“Why this same strict and observant watch so nightly toils the subject
of the land?” (I, 1)
(„Зачем еженощное стояние на страже изнуряет подданных страны?”)
В редких случаях переходные глаголы употреблялись в непереходном
значении, например, глагол "to lack (to be needed)":
“… and what so poor a man as Hamlet is may do to express his love and
friending to you, God willing, shall not lack.” (I, 5)
Глагол.
а) Личные окончания глагола.
Что касается глагола, то у Шекспира он еще не утратил способность
передавать значение лица. Типичные окончания второго лица единственного
числа "-st" и "-est":
I know – thou knowest;
I have – thou hast;
I do – thou doest (dost);
I should – thou shouldst;
I would – thou wouldst.
“I prithee, when thou seest that act afoot…” (III, 2)
“So is it, if thou knew’st our purposes.” (IV, 3)
“Thou still hast been the father of good news.” (II, 2)
“O Jephthah, judge of Israel, what a treasure hadst thou!” (II, 2)
“If thou dost marry…” (III, 1)
“Thus didest thou.” (IV, 7)
“And duller shouldst thou be than the fat weed that roots itself in
ease on Lethe wharf, wouldst thou not stir in this.” (I, 5)
“Well said, old mole! canst work i’ the earth so fast?” (I, 5)
“… thou may’st not coldly set our sovereign process.” (IV, 3)
“What have I done that thou darest wag thy tongue in noise so rude
against me?” (III, 4)
При этом один и тот же персонаж при обращении к одному и тому же
собеседнику употребляет иногда местоимение "you" с соответствующей формой
глагола, иногда местоимение "thou" с соответствующей формой глагола на "-
st":
“Dost thou hear me, old friend; can you play "The Murder of Gonzado?”
(II, 2)
“Sense sure you have, else could you not have motion; … If thou canst
mutine in a matron’s bones…” (III, 4)
Таким образом, различие между этими двумя формами не соответствует
какому-либо вполне определенному различию в отношениях между людьми. Ясно
только то, что употребление форм на "-st" возможно лишь при известной
степени близости между ними. Однако такая степень близости, которая делает
возможным употребление форм на "-st", в то же время совсем не исключает и
употребление форм без окончания. По-видимому, между этими двумя вариантами
существует какое-то различие стилистического характера, которое, однако,
для современного исследователя трудно уловимо.
Таким образом, категория числа во втором лице глагола находится в этот
период в процессе исчезновения, но еще не исчезла окончательно, так как в
известных условиях возможность выражения различия между единственным и
множественным числом во втором лице глагола все еще сохраняется. Форма
второго лица единственного числа на "-st", связанная с личным местоимением
"thou", в течение XVII века постепенно вытесняется из обычного
литературного языка.
Глагол "to be" как супплетивный имеет во втором лице следующие формы:
I am – thou art;
I was – thou wast;
I were – thou wert;
I will – thou wilt;
I shall – thou shalt.
“If thou art privy to the country fate…” (I, 1)
“Thou art a scholar…” (I, 1)
“Or, if thou wilt needs marry, marry a fool.” (III, 1)
“What wilt thou do?” (III, 4)
“… thou shalt escape calumny.” (III, 1)
“And thou shalt live in this fair world behind.” (III, 2)
Еще одной формой, сохранившей у Шекспира способность морфологически
передавать значение лица, была форма третьего лица единственного числа.
Однако здесь происходит важное изменение, связанное с тем, что в XV-XVI
веках, наряду с окончанием "-(e)th", в третьем лице настоящего времени
изъявительного наклонения появляется окончание "-(e)s", которое в
среднеанглийский период было характерной особенностью северного диалекта.
Его происхождение остается спорным. Возможно, оно проникло в форму третьего
лица из формы второго лица единственного числа, которое в северном диалекте
оканчивалась на "-s" (а не на "-st"). Весьма вероятно также, что в его
распространении на третье лицо сказалось влияние формы третьего лица "is"
от глагола "be". В XV веке форма третьего лица на "-s" стала проникать
через посредство центральных диалектов в национальный язык. Но в течение
некоторого времени обе формы - с окончаниями "-(e)th" и "-(e)s" -
функционируют параллельно и могут встречаться в одном и том же тексте почти
рядом.
Так, Иванова И.П. и Чахоян Л.П. в „Истории английского языка” приводят
следующий пример: в прологе к сцене мышеловки в „Гамлете” в издании 1603
года мы встречаем “then the Queene commeth and findes him dead.”
В произведениях Шекспира форма на "-(e)s" встречается наряду с формой
на "-(e)th", по-видимому, без каких-либо стилистических различий. Об этом
можно судить, например, по следующему отрывку из первой сцены первого
действия „Гамлета”:
Marcellus: O! Farewell, honest soldier.
Who hath relieved you?
Francisco: Bernardo has my place. (I, 1)
Однако форма на "-(e)s" уже вытесняет форму на "-(e)th".Так, в первом
действии "Гамлета" форма на "-(e)s" встречается в три раза чаще, чем форма
на "-(e)th" (74 раза и 25 соответственно). При этом окончание "-(e)th"
употребляется в основном с глаголами "to have" и "to do" (16 и 7 раз
соответственно), которые чаще всего употребляются как вспомогательные:
“With martial stalk hath he gone by our watch.” (I, 1)
“And now so soil nor cautel doth besmirch the virtue of his will.”
(I, 3)
Глаголы "to have" и "to do" с окончанием "-(e)s" употребляются лишь
два и три раза соответственно:
“Bernardo has my place.” (I, 1)
“What, has this thing appear’d again to-night?” (I, 1)
“… whose sore task does not divide the Sunday from the week.” (I, 1)
“For nature crescent does not grow done in thews and bulk.” (I, 3)
“What does this mean, my lord?” (I, 4)
Со смысловыми глаголами Шекспир использует форму на "-(e)s":
“Haratio says ’tis but our fantasy.” (I, 1)
“This bodes some strange eruption to our state.” (I, 1)
“At least the whisper goes so.” (I, 1)
“It shows a will most incorrect to heaven.” (I, 2)
“The air bites shrewdly.” (I, 4)
В первом действии встречаются лишь два смысловых глагола, с которыми
Шекспир употребляет окончание "-(e)th":
“The bird of dawning singeth all night long.” (I, 1)
“But I have that within which passeth show.” (I, 2)
б) Сильные глаголы и их формы.
В новоанглийский период существовали три формы сильных глаголов: 1)
инфинитив; 2) форма прошедшего времени; 3) причастие второе.
В эпоху Шекспира во многих глаголах еще господствовала неустойчивость
в гласных. Так, например, наряду с "wrote" встречалась форма прошедшего
времени "writ"; наряду с "rode – rid"; наряду с "sang – sung"; наряду с
"began – begun":
“Nor what he spake (= spoke) … was not like madness.” (III, 1)
Кроме того, в шекспировское время, а иногда и в более поздние времена,
встречаются также случаи, когда причастие второе совпадает по форме с
прошедшим временем в глаголах, у которых эти формы теперь различаются.
Например, от глагола "take" причастие второе имеет иногда форму "took",
тогда как в современном языке допустима только форма "taken". В „Гамлете”
мы встречаемся со следующим подобным случаем:
“… you must not think … that we can let our beard be shook with
danger…” (IV, 7)
Особого рассмотрения заслуживает развитие окончания "-en" в причастии
втором. Это окончание во многих глаголах оказалось достаточно сильным,
чтобы противостоять общей тенденции отпадения неударных окончаний. У
некоторых глаголов, которые начинали уже утрачивать окончание "-en" в
причастии втором в среднеанглийский период, оно было впоследствии
восстановлено и является теперь обязательным. Так, например, обстоит дело с
глаголом "fall". В среднеанглийский период "-n" в причастии этого глагола,
как и многих других, могло отпадать. В новоанглийском языке единственно
возможная форма этого причастия – "fallen". Эти случаи подтверждают тот
принцип, что отпасть могли только окончания, утратившие свое значение.
В связи с этим, можно привести следующие примеры из „Гамлета”:
“It would be spoke to.” (I, 1)
“… We have here writ to Norway, uncle of young Fortinbras, - who
impotent and bed-rid…” (I, 2)
“And we did think it writ down in our duty to let you know of it.”
(I,2)
“But that I am forbid to tell the secrets of my prison-house…” (I, 5)
“I will find where truth is hid.” (II, 2)
“… the hobby – horse is forgot.” (III, 2)
“… the story is extant, and writ in choice Italian.” (III, 2)
“Have you forgot me?” (III, 4)
“Alack, I had forgot.” (III, 4)
“A man may fish with the worm that hath eat of a king.” (IV, 3)
Как видно из этих примеров, Шекспир формирует причастие второе еще без
помощи окончания "-en". Однако, наряду с этим, мы встречаем форму причастия
второго "forgotten", что еще раз свидетельствует о наличии различных
свободно сосуществующих вариантов и многих еще функциональных архаизмов:
“… die two months ago, and not forgotten yet?” (III, 2)
В немногих глаголах до настоящего времени наблюдается колебание между
формами причастия второго с окончанием "-en" и без него. Например, от
глагола "bite" причастие "bitten" и "bit", от "bid – bidden" и "bid". В
большинстве этих случаев именно формы без "-en" звучат архаично.
в) Категория длительного вида.
Система передачи видовых значений в древнеанглийском может быть
представлена двумя противопоставлениями: недлительное действие / длительное
и незавершенное действие / завершенное. При этом первые члены этих
противопоставлений выражались морфологически, а вторые - синтаксически. В
среднеанглийском возникают предпосылки для создания новой системы видовых
противопоставлений: противопоставление видовых форм невидовым и друг другу
(что характерно для современной системы видовременных форм). Для этой новой
системы глагольных видовых форм требовалась качественно новая форма
передачи длительного действия. Эта потребность реализовалась в конце
среднеанглийского периода.
В XIV веке вновь начинается количественный рост описательных
конструкций, состоящих из "to be + причастие второе". Одновременно
появляется еще один способ передачи длительного действия с помощью
синтаксической конструкции, состоящей из глагола "b??n (wesan)" и
обстоятельства, выраженного герундием с предлогом "in" или "on":
h? was on huntinge – он был на охоте
Эта конструкция с момента своего возникновения передавала значение
длительного действия, ограниченного во времени, то есть значение, присущее
современному Continuous.
В течение XV века предлог редуцируется в элемент "-a", который
проклитически добавляется к герундию. Так возникают две параллельные
конструкции, различающиеся лишь элементом "-a": is speaking, is a-coming.
Внешнее совпадение этих построений привело к их слиянию, которое произошло,
по-видимому, уже в XVI веке. При этом значение сохранилось от конструкции с
герундием, то есть значение длительного действия, ограниченного во времени.
Элемент "a-" употреблялся вплоть до конца XVII века. Только начиная с
XVII века, формы Continuous окончательно приобретают современный вид.
Герундий с элементом “a-" встречается и у Шекспира:
“Even in their promise, as it is a-making, you must not take fire.”
(I, 3)
“This is most brave, that I … must … unpack my heart with words, and
fall a-cursing.” (II, 2)
Возникновение Continuous как единой аналитической формы относится к
ранненовоанглийскому периоду. В это время глагол "to be" полностью проходит
процесс грамматизации и превращается во вспомогательный глагол. Обе части
бывших синтаксических конструкций объединяются и начинают передавать единое
грамматическое значение. Это объединение частей в единую неразложимую
грамматическую форму доказывается в частности тем, что две исходно разные
синтаксические конструкции объединились в одной морфологической форме.
У Шекспира формы длительного вида встречаются несколько чаще, чем у
Чосера, но все же сравнительно малочисленны:
“we coted them on the way; and hither are they coming, to offer you
service.” (II, 2)
“They are coming to the play; I must be idle.” (III, 2)
“The king, and queen, and all are coming down.” (V, 2)
“his sword which was declining on the milky head of reverend priam,
seem’d i’the air to stick.” (II, 2)
“My lord, as I was sewing in my closet, lord Hamlet … he comes before
me.” (II, 1)
г) Система форм перфекта.
Система форм перфекта, возникшая еще в древнеанглийском, продолжает
развиваться в новоанглийский период. У Шекспира налицо развитая система
перфектных форм:
“I know the good king and queen have sent for you.” (II, 2)
“He hath, my lord, of late, made many tenders of his affection to me.”
(I, 3)
“Ere yet the salt of most unrighteous tears had left the flushing in
her galled eyes, she married.” (I, 2)
“I have thought some of nature’s journeymen had made men.” (III, 2)
В течение ранненовоанглийского периода происходит дальнейшее
ограничение употребления глагола "to be" в качестве вспомогательного
глагола аналитической формы перфекта. Отмирание конструкции с глаголом "to
be" или ограниченное ее употребление, несомненно, связано с усиливающейся
рационализацией английской грамматики. К тому же, все чаще встречается
образование пассивных форм от многих непереходных глаголов, а последние
образовывались всегда с глаголом "to be". Поэтому, формы перфекта с
глаголом "to be" возможны только от таких глаголов, которые по своему
значению не могут иметь пассивной формы. Впрочем, в быстрой разговорной
речи в третьем лице единственного числа перфекта обе формы совпадают в
звуковом отношении: как "is", так и "has" сокращаются до [z].
Однако у Шекспира иногда встречаются формы перфекта от глаголов
движения с вспомогательным глаголом "to be":
“My hour is almost come.” (I, 5)
“The ambassadors from Norway, my lord, are joyfully return’d.” (II, 2)
“The actors are come hither, my lord.” (II, 2)
“Where is he gone?” (IV, 1)
“Her brother is in secret come from France.” (IV, 5)
“Hamlet return’d shall know you are come home.” (IV, 7)
“… you from England, are here arrived.” (V, 2)
В дальнейшем такие формы постепенно выходят из употребления.
д) Способы передачи сослагательного наклонения.
Система наклонений развивается в новоанглийский период в сторону
уточнения средств выражения отдельных модальных оттенков и, в связи с этим,
в сторону роста аналитических форм. Возникновение аналитических форм
сослагательного наклонения связано с утратой некоторыми модальными
глаголами собственного лексического значения в сочетании с инфинитивом.
Процессу морфологизации, то есть перехода в аналитические формы
сослагательного наклонения, в ранненовоанглийском подверглись сочетания
"might + infinitive", "should + infinitive", "would + infinitive" и
частично "may + infinitive":
“I might not this believe without the sensible and true avouch of mine
own eyes.” (I, 1)
“Why should we in our peevish opposition take it to heart?” (I, 2)
“I would not hear your enemy say so.” (I, 2)
“What may this mean, that thou … revisit’st thus the glimpses of the
moon..?” (I, 4)
В эпоху Шекспира в условных периодах употребляются как формы
синтетического конъюнктива, унаследованные от древнеанглийского периода,
так и формы аналитического кондиционалиса. Синтетический конъюнктив
встречается, например, в следующих предложениях:
“… a moiety competent was gaged by our king; which had return’d to the
inheritance of Fortinbras, had he been vanquisher.” (I, 1)
“… but yet I could accuse me of such things that it were better my
mother had not borne me.” (III, 1)
“’Twere good you let him know.” (III, 4)
“It had been so with us had we been there.” (IV, 1)
“’Twere good she were spoken with.” (IV, 5)
Как мы видим из этих примеров, в ряде случаев в течение
ранненовоанглийского периода возможно употребление форм синтетического
конъюнктива в главном предложении условного периода.
Шекспиром широко употреблялось сослагательное наклонение, которое
выражало предположение, условие, желание. Однако по форме оно нередко было
тождественно с инфинитивом и ничто, кроме контекста (в случае прошедшего
времени), не указывало на сослагательное наклонение:
“… if again this apparition come…” (I, 1)
“… I think it be no other but e’en so.” (I, 1)
“if there be any good thing to be done…” (I, 1)
“Though yet of Hamlet our dear brother’s death the memory be green…”
(I, 2)
“If it assume my noble father’s person, I’ll speak to it.” (I, 2)
“Be thou a spirit of health or goblin damn’d, bring with thee airs
from heaven or blasts from hell, be thy intents wicked or charitable, thou
comest in such a questionable shape, that I will speak to thee…” (I, 4)
“But if’t be he I mean, he’s very wild.” (II, 1)
“Though this be madness, yet there is method in't.” (II, 2)
“Take this from this, if this be otherwise.” (II, 2)
“… if he love her not, and be not from his reason fall’n thereon, let
me be no assistant for a state…” (II, 2)
“If it live in your memory, begin at this line.” (II, 2)
“For murder, though it have no tongue, will speak with most miraculous
organ.” (II, 2)
“I do wish that your good beauties be the happy cause of Hamlet's
wildness.” (III, 1)
“That if you be honest and fair, your honesty should admit no
discourse to your beauty.” (III, 1)
“Pray can I not, though inclination be as sharp as will.” (III, 3)
“What is a man, if his chief good and market of his time be but to
sleep and feed?” (IV, 4)
“If he by chance escape your venom’d stuck, our purpose may hold
there.” (IV, 7)
“if his fitness speaks, mine is ready; now or whensoever, provided I
be so able as now.” (V, 1)
Формы синтетического конъюнктива употребляются также (в первом и
третьем лице) для выражения призыва или пожелания:
“Well, sit we down.” (I, 1)
“Break we our watch up.” (I, 1)
“Come, go we to the king.” (II, 1)
“Couch we awhile, and mark.” (V, 1)
В других случаях в этом значении употребляются сочетания со служебным
глаголом "let":
“let us once again assail your ears…” (I, 1)
“let us hear Bernardo speak of it.” (I, 1)
“Let us impart what we have seen to-night unto young Hamlet.” (I, 1)
“For God’s love, let me hear.” (I, 2)
“Let the doors be shut upon him, that he may play the fool no where
but in’s own house.” (III, 1)
“Let his queen mother all alone entreat him to show his grief.” (III,
1)
“And let him ply his music.” (II, 1)
“… let them be well used…” (II, 2)
Наряду с этим у Шекспира употребляются и формы аналитического
кондиционалиса.
В ранненовоанглийский период происходит закрепление новых
аналитических форм сослагательного наклонения за различными типами
придаточных предложений, а также возникает определенное соотношение форм в
главном и придаточном предложении условного периода.
Прежде всего следует отметить, что к концу периода сослагательное
наклонение перестает употребляться в некоторых типах придаточных
предложений, а именно, в дополнительных, временных и уступительных
придаточных предложениях употребляется изъявительное наклонение. Однако в
XVI веке употребление сослагательного наклонения здесь является еще весьма
распространенным:
“I’ll speak to it, though hell itself should gape and bid me hold my
peace.”
(I, 2)
“What it should be, more than his father’s death… I cannot dream of.”
(II, 2)
“… but, with a crafty madness, keeps aloof, when we would bring him on
to some confession of his true state.” (III, 1)
“I will find where truth is hid, though it were hid indeed within the
centre.” (II, 2)
В ранненовоанглийский период происходит разграничение аналитических
форм сослагательного наклонения для передачи предполагаемого действия в
настоящем (или будущем) и в прошедшем: в первом случае употребляется
вспомогательный глагол и инфинитив группы Indefinite, во втором -
перфектный инфинитив:
“I would fain prove so.” (II, 2)
“… and then I prescripts gave her, that she should lock herself from
his resort.” (II, 2)
“O God! a beast, that wants discourse of reason, would have mourn’d
longer.” (I, 2)
“It would have much amazed you.” (I, 2)
“… so that my arrous… would have reverted to my bow again, and not
where I had aim’d them.” (IV, 7)
“I should have fatted all the region kites with this slave’s offal!”
(II, 2)
“You should not have believed me.” (III, 1)
“It will be laid to us, whose providence should have kept short,
restrain’d and out of haunt, this mad young man.” (IV, 1)
“She should in ground unsanctified have lodged till the last trumpet.”
(V, 1)
Одновременно происходит и разграничение форм прошедшего времени
сослагательного наклонения (if I knew, if I had) и перфектной формы (if I
had known). Последняя начинает использоваться как одна из форм
сослагательного наклонения в ранненовоанглийский период.
“What would he do had he the motive and the cue for passion that I
have?” (II, 2)
“if your lordship were at leisure, I should impart a thing to you from
his majesty.” (V, 2)
“If this had not been a gentlewoman, she should have been buried out
o’ Christian burial.” (V, 1)
3) Прилагательное.
а) Употребление составных прилагательных.
Насыщенность шекспировского стиля образностью в сочетании со сжатостью
особенно наглядна в составных прилагательных.
Так, например, узнав об убийстве своего отца, Гамлет идет к Офелии и
та, описывая его состояние Полонию, говорит:
“his stockings foul’d, ungarter’d, and down-gyved to his ancle.” (II,
1)
Это означает, что чулки Гамлета спадали до щиколоток и были похожи на
оковы на ногах преступника (gyves – ножные оковы).
Когда Гамлета терзают сомнения, и он не знает, как отомстить за смерть
отца, он называет себя “muddy-mettled rascal” (II, 2), что означает
"нецельный по характеру, по природе, как металл, в который попала грязь"
(слова "metal" – металл и "mettle" – нрав – в ту эпоху еще не отличались по
правописанию).
Кроме того, Гамлет говорит о себе “pigeon-liver’d” (II, 2), то есть
что у него голубиная печень. Согласно взглядам той эпохи храбрость
определялась свойствами печени. А Гамлет не может мстить и считает себя
трусом.
Лаэрт называет себя „жертвующим своей жизнью пеликаном” (“life-
rendering pelican” (IV, 5)), так как он готов отдать жизнь за друзей своего
отца. А в ту эпоху было широко распространено поверье, что, пеликан
разрывает свою грудь клювом и кормит своих птенцов собственной кровью.
Когда Гамлет обсуждает с Горацио позорный для своей страны обычай
кутить и веселиться без меры, то называет это “heavy-headed revel” (I, 4).
Здесь мы наблюдаем типичное для Шекспира употребление прилагательного.
Действие определяется его результатом: разгул назван тяжелоголовым, так как
результат разгула (revel) – тяжелая голова.
Также можно привести следующие примеры употребления Шекспиром
составных прилагательных:
“shrill-sounding throat” (I, 1)
“fear-surprised eyes” (I, 2)
“new-hatch’d … comrade” (I, 3)
“seeming-virtuous queen” (I, 5)
“well-took labour” (II, 2)
“ever-preserved love” (II, 2)
“o’er-teemed loins” (II, 2)
“something-settled matter” (III, 1)
“promise-crammed air” (III, 2)
“heaven-kissing hill” (III, 4)
“ill-breeding minds” (IV, 5)
“peace-parted souls” (V, 1)
“wonder-wounded hearers” (V, 1)
Из данных примеров видно, что способом словообразования у Шекспира
является словосложение. При этом любая часть речи складывается с причастием
первым или причастием вторым, а образованное составное прилагательное
приобретает яркое и емкое значение.
б) Особенности формирования
степеней сравнения прилагательных.
Что касается особенностей формирования степеней сравнения
прилагательного, то, прежде всего следует отметить то, что морфологические
формы сравнения и сочетания с "more, most" употребляются у Шекспира в
независимости от количества слогов:
“In the most high and palmy state of Rome…” (I, 1)
“Murder most foul, as in the best it is, but this most foul, strange
and unnaturale.” (I, 5)
“… they have a plentiful lack of wit, together with most weak hams.”
(II, 2)
“And, with them, words of so sweet breath composed as made the things
more rich.” (III, 1)
“We would not understand what was most fit.” (IV, 1)
“Conscience and grace, to the profoundest pit!” (IV, 5)
Ряд лингвистов рассматривает сочетания с "more" и "most" как
аналитические формы на том основании, что, во-первых, они передают то же
значение, что и морфологические формы сравнения, и, во-вторых, лексическое
их значение ослаблено.
Однако ослабленность эта весьма относительна; "more, most" всегда
передают бульшую степень того или иного качества, и, в сущности, значение
"more" в этих сочетаниях мало, чем отличается от его значения в других
типах сочетаний: "more time". Кроме того, ослабленность лексического
значения сама по себе еще не создает аналитической формы. Сочетания с
"most" типа "a most wise decision" очень близки по значению к сочетаниям
типа "a very wise decision"; это значение никогда не передается формой
превосходной степени (невозможно "a wisest decision").
Еще одним веским аргументом в пользу того, чтобы рассматривать
сочетания с "more, most" как свободные сочетания, является тот факт, что
они прямо противоположны сочетаниям с "less, the least", которые никто не
рассматривает как аналитические. Что же касается синонимии грамматического
значения, передаваемого морфологическими формами сравнения и сочетаниями с
"more, most", то грамматическая синонимия совершенно не является признаком
аналитической формы.
Кроме того, у Шекспира достаточно часто употребляются плеонастические
сочетания, то есть сочетания "more" или "most" с морфологической формой
сравнения:
“… come you more nearer than your particular demands will touch it.”
(II, 1)
“Your wisdom should show itself more richer to signify this to his
doctor.” (III, 2)
Возможность таких сочетаний также говорит против того, чтобы слова
"more" и "most" были средствами образования аналитических форм степеней
сравнения.
Прилагательные, которые образуют в современном английском языке
степени сравнения не посредством суффиксом, а от другого корня, Шекспир
употребляет по-своему:
“Where love is great, the littlest doubts are fear.” (III, 2)
“… to whose huge spokes ten thousand lesser things are mortised and
adjoin’d.” (III, 3)
“O, throw away the worser part of it.” (III, 4)
Как указывает Эббот в книге "A Shakespearian grammar", окончание
превосходной степени "-est" иногда означает „очень”, подразумевая лишь
немного крайнюю степень чего-либо или вообще не подразумевая таковой:
“A little ere the mightiest Julius fell.” (I, 1)
4) Местоимение.
а) Употребление местоимений "thou, thy, thine, thee, thyself".
В эпоху Шекспира еще широко употреблялись местоимения "thou, thy,
thine, thee", возвратная форма "thyself":
“Thou art a scholar.” (I, 1)
“If thou hast any sound, or use of voice, speak to me.” (I, 1)
“Thou comest in such a questionable shape.” (I, 4)
“Frailty, thy name is woman!” (I, 2)
“Give thy thoughts no tongue…” (I, 3)
“And thy commandment all alone shall live…” (I, 5)
“Give every man thine ear, but few thy voice…” (I, 3)
Из последнего примера видно, что притяжательное местоимение
употребляется в двух вариантах "thine" и "thy". То же самое касается и
местоимений "mine" и "my". При этом "mine" и "thine" в качестве определения
употреблялись перед словами, начинающимися с гласного звука, а "my" и
"thy" – перед словами, начинающимися с согласного. Можно привести следующие
примеры с местоимениями "thine" и "thy", "mine" и "my":
“Grapple them to thy soul with hoops of steel, but do not dull thy
palm with entertainment…” (I, 3)
“This above all: to thine own self be true.” (I, 3)
“What feast is toward in thine eternal cell..?” (V, 2)
“Since my dear soul was mistress of her choice…” (III, 2)
“No, my lord, rather with choler.” (III, 2)
“Observe mine uncle.” (III, 2)
“For I mine eyes will rivet to his face…” (III, 2)
Местоимение "thee" и возвратная форма "thyself" встречаются, например,
в следующих предложениях:
“Get thee to bed, Francisco.” (I, 1)
“I pray thee, stay with us.” (I, 2)
“As thou art to thyself.” (I, 1)
“… if thou answerest we not to the purpose, confess thyself.” (V, 1)
б) Употребление местоимения "you" наряду с "thou" и специфические
оттенки последнего.
В эпоху Шекспира местоимение "you" уже начало вытеснять "thou".
Иванова И.П. и Чахоян Л.П. в „Истории английского языка” утверждают, что в
начале ранненовоанглийского периода употребление местоимений "you" и
"thou" было сходно с их употреблением в других европейских языках, то есть
"you" употреблялось по отношению к старшему или социально вышестоящему, а
"thou" соответственно в обращении к младшему или социально нижестоящему.
Однако было бы не совсем правильно отождествлять "thou" и "you" с русскими
„ты” и „вы”.
Хотя "thou" еще жило полной жизнью в народных массах, в устах главных
действующих лиц Шекспира оно часто имеет специфический оттенок и придает
фразе особый колорит. Об особых значениях местоимения "thou" упоминают и
Ильиш Б.А., и Э.Эббот.
Так, "thou" может выражать приятельское расположение. Например,
король, желая подольститься к Лаэрту, переходит с "you" на "thou".
King: … You told us of some suit; what is’t, Laertes? You
cannot speak of reason to the Dane, and lose your voice:
what
would’st thou beg, Laertes, that shall not be my offer, not
thy
asking? (I, 2)
"Thou" иногда выражает чувство. Например, в четвертой сцене третьего
акта Гертруда обращается к Гамлету то на "thou", то на "you" и эти переходы
не случайны:
Queen: Hamlet, thou hast thy father much offended.
Hamlet: Mother, you have my father much offended.
Queen: Come, come, you answer with an idle tongue.
Полоний обращается к Офелии на "you", а к Лаэрту на "thou"; очевидно,
сын ему ближе, чем дочь.
"Thou" может быть знаком возмущения, негодования, ненависти:
“Here, thou incestuous, murderous, damned Dane.” (V, 2)
Так говорит Гамлет королю, заставляя его выпить отравленный кубок, и в
этом "thou" звучит бешеная ненависть.
Иногда "thou" и "you" подчеркивают социальное неравенство. Гамлет
обращается к могильщику на "thou", тот отвечает ему на "you":
Hamlet: I think it be thine, indeed, for thou liest in't.
First Clo.: You lie out on’t, sir… (V, 1)
То же самое происходит при разговоре между Горацио и матросом:
First Sailor: God bless you, sir.
Horatio: Let him bless thee, too. (IV, 6)
5) Предлоги.
Особенности употребления предлогов.
Употребление предлогов в ранненовоанглийский период продолжает
возрастать. Например, у Шекспира широко употребляются сочетания с предлогом
"of" для выражения действующего лица при страдательном залоге:
“Touching this dreaded sight, twice seen of us.” (I, 1)
“He’s loved of the distracted multitude.” (IV, 3)
Предлог "by" употребляется у Шекспира в ряде случаев в значении
„через”, „через посредство”:
“We shall know by this fellow.” (III, 2)
“My lord, his majesty commended him to you by young Osric.” (V, 2)
В других случаях он означает „вследствие”, „благодаря”:
“And thus do we of wisdom and of reach… by indirections find
directions out: so, by my former lecture and advice, shall you my son.”
(II, 1)
“Their defeat does by their own insinuations grow.” (V, 2)
Отсюда развивается и употребление этого предлога для обозначения
действующего лица при страдательном залоге:
“A moiety competent was gaged by our king…” (I, 1)
“Our last king… was… by Fortinbras of Norway… dared to the combat.”
(I, 1)
В результате такого развития "of" и "by" становятся синонимичными при
выражении действующего лица. Впоследствии предлог "of" был полностью
вытеснен из этой сферы предлогом "by".
Орудие действия обычно обозначается у Шекспира сочетанием с предлогом
"with", который в таких сочетаниях утрачивает свое первоначальное значение:
“Do not for ever with thy vailed lids seek for thy noble father in the
dust.”
(I, 2)
“Then weigh what loss your honour may sustain, if with too credent ear
you list his songs.” (I, 3)
“They clepe us drunkards, and with swinish phrase soil our addition.”
(I, 4)
Одной из особенностей употребления Шекспиром предлогов является то,
что предлог "on" часто употребляется там, где в современном языке
используется "of" в значении "about". Так, в "Гамлете" мы встречаем
следующие примеры этого:
“What think you on’t?” (I, 1)
“… we with wisest sorrow think on him.” (I, 2)
“Let me not think on’t.” (I, 2)
Глава III.
Синтаксические особенности языка Шекспира.
1) Нарушение твердого порядка слов при построении предложения.
В ранненовоанглийском возрастает синтаксическая значимость порядка
слов. Но, хотя прямой порядок слов в повествовательном предложении является
нормой для ранненовоанглийского, отклонения от него еще довольно
значительны. Эти отклонения могут быть двух типов: 1) инверсия главных
членов предложения и 2) обратный порядок следования ведущего и зависимого
членов словосочетания.
Иванова И.П. и Чахоян Л.П. приводят следующие случаи инверсии главных
членов предложения в ранненовоанглийском:
а) если первая позиция в предложении была заполнена наречием места
или времени:
“There was he gaming.” (II, 1)
“… and hither are they coming.” (II, 2)
“Now could I drink hot blood.” (III, 2)
“Now must your conscience my acquittance seal.” (IV, 7)
“To-morrow shall I beg leave to see your kingly eyes.” (IV, 7)
“There with fantastic garlands did she come.” (IV, 7)
“Here lies the water.” (V, 1)
Инверсия здесь факультативна, чаще всего она выступает при
прономинальном подлежащим.
б) после прямого дополнения, выраженного указательными местоимениями
"that, this":
- Who is’t who can inform me?
- That can I. (I, 1)
“This to me in dreadful secrecy impart they did.” (I, 2)
“This in obedience hath my daughter shown me.” (II, 2)
“That do I long to hear.” (II, 2)
- My lord, you played once i’ the university, you say?
- That did I, my lord. (III, 2)
“All this can I truly deliver.” (V, 2)
в) после союзных наречий:
“So have I heard and do in part believe it.” (I, 1)
“Yet so far hath discretion fought with nature…” (I, 2)
“And therfore must his choice be circumscribed…” (I, 3)
“So art thou to revenge, when thou shalt hear.” (I, 5)
“Thus was I, sleeping, by a brother's hand of life, of crown, of
queen, at once dispatch’d.” (I, 5)
“Then goes he to the length of all his arm.” (II, 1)
“I will tell you why; so shall my anticipation prevent your
discovery.” (II, 2)
“… yet cannot you make it speak.” (III, 2)
“And so am I revenged.” (III, 3)
“And so have I a noble father lost.” (IV, 7)
“Thus didest thou.” (IV, 7)
“Yet have I something in me dangerous.” (V, 1)
г) после ограничительных и отрицательных наречий и сочетаний:
“… nor have we herein barr’d your better wisdoms” (I, 2)
“… nor shall you do mine ear that violence…” (I, 2)
“And never did the Cyclops’ hammers fall on Mars’s armour.” (II, 2)
“Nor do we find him forward to be sounded.” (III, 1)
“Never alone did the king sigh.” (III, 3)
В этих случаях инверсия сохранилась и в современном языке. Отличие от
современного употребления заключается в том, что в ранненовоанглийском в
большинстве случаев выступает полная инверсия у глаголов в Present
Indefinite, так как вспомогательный глагол "to do" окончательно закрепился
в эмфатических предложениях с инверсией лишь в конце XVII века.
Однако при чтении шекспировского текста бросается в глаза гораздо
меньшая строгость в построении фразы и диапазон вариантов заполнения первой
позиции в предложениях с инверсией намного шире:
“With martial stalk hath he gone by our watch.” (I, 1)
“And prologue to the omen coming on, have heaven and earth together
demonstrated.” (I, 1)
“In that and all things will we show our duty.” (I, 2)
“Most humbly do I take my leave, my lord.” (I, 3)
“… for on his choice depends the safety and health of this whole
state.”
(I, 3)
“And with a larger tether may he walk.” (I, 3)
“Something have you heard of Hamlet's transformation.” (II, 2)
“Full thirty times hath Phoebus’ cart gone round…” (III, 2)
“… wisely was it said.” (III, 3)
В расположении второстепенных членов предложения в течение
ранненовоанглийского периода встречаются следующие отклонения от
фиксированного порядка слов:
1) в группе „определение + определяемое”: постановка притяжательного
местоимения после прилагательного:
“A truant disposition, good my lord.” (I, 2)
“But, good my brother, do not … show me the steep and thorny way to
heaven.” (I, 3)
2) в группе „сказуемое + дополнении”: а) прономинальное дополнение
между подлежащем и сказуемым:
“… and that it us befitted to bear our hearts in grief…” (I, 2)
б) прономинальное дополнение после послелога:
“…in the dark groped I to find out them.” (V, 2)
3) в группе „сказуемое + обстоятельство”. Наречия неопределенного
времени уже в ранненовоанглийский период занимают в основном
позицию между частями аналитической глагольной формы (как и в
современном английском языке), однако, возможны случаи отклонения
от этого порядка следования:
“… or ever I had seen that day, Haratio!” (I, 2)
“… and who still hath cried…” (I, 2)
“… those that are married already… shall live.” (III, 1)
“Why, then the polack never will defend it.” (IV, 4)
В целом следует отметить, что позднее всего получили фиксированное
положение члены предложения, выраженные местоимениями и наиболее древними
наречиями.
Кроме этих наиболее общих отклонений от фиксированного порядка
расположения второстепенных членов предложения, мы можем наблюдать в тексте
Шекспира намного больше вариантов употребления различных частей речи. Так,
например, между подлежащим и сказуемым или между частями аналитической
глагольной формы могут стоять дополнение и обстоятельство, выраженные
существительными:
“Young Fortinbras … hath in the skirts of Norway here and there
shark’d up a list of lawless resolutes.” (I, 1)
“…and I this morning know where we shall find him most conveniently.”
(I, 1)
“And I with them the third night kept the watch.” (I, 2)
“I shall the affect of this good lesson keep.” (I, 3)
“’Tis in my memory lock’d.” (I, 3)
“… and you yourself have of your audience been most free and
bounteous.” (I, 3)
“… and then I prescripts gave her, that she should lock herself from
his resort…” (II, 2)
“For I mine eyes will rivet to his face.” (III, 2)
“I your commission will forthwith dispatch.” (III, 3)
“Hamlet, thou hast thy father much offended.” (III, 4)
“Hamlet in madness hath Polonius slain.” (IV, 1)
“… we will our kingdom give…” (IV, 5)
“That he which hath your noble father slain pursued my life.” (IV, 7)
Таким образом, порядок следования членов предложения у Шекспира еще
достаточно свободный.
2) „Эллипс” как характерная черта стиля Шекспира.
Для сжатого стиля Шекспира типичен „эллипс”, то есть пропуск явно
подразумеваемых контекстом слов:
“I have entreated him along.” (I, 1) = “I have entreated him to come
along.”
“Why, any thing, but to the purpose.” (II, 2) = “Why, any thing, but
let it be to the purpose.”
“Shall we to the court?” (II, 2) = “Shall we go to the court?”
“I must to England.” (III, 4) = “I must go to England.”
“Now to my mother.” (III, 2) = “Now I’ll go to my mother.”
“And he to England shall along with you.” (III, 3) = “And he to
England shall go along with you.”
Там, где не возникает сомнения, чту является подлежащем, оно иногда
опускается:
“Nor do we find him forward to be sounded, but, with a crafty madness,
keeps aloof…” (III, 1) = “… he keeps aloof”
В придаточных предложениях, соединенных некоторыми союзами, зачастую
опускаются части, повторение которых является необходимым в современном
английском языке:
“For women’s fear and love holds quantity, in neither aught, or in
extremity.” (III, 2) = “… in neither is aught, or it is extremity.”
“This must be known; which, being kept close, might move more grief to
hide than hate to utter love.” (II, 1) = “… than hate to utter would move
love.”
Этот стилистический прием характерен для разговорной речи, но даже и
вне диалога он придает высказыванию интонацию живой речи, динамичность, а
иногда и некоторую доверительную простоту. По меткому замечанию профессора
Уолтера Ролея, „это синтаксис импульсивной речи”. Нередко эллипс
объясняется не только близостью языка Шекспира к разговорной речи, но и
состоянием действующего лица. Шекспир в процессе творчества как бы
переносится вовнутрь создаваемых им персонажей. Понятно отсюда, что
психологические факторы оказываются иногда действительней формально
грамматических. Шекспир прежде всего следил за ассоциативной нитью в
сознании говорящего персонажа и, возможно, писал иногда „неправильней”, чем
сам говорил в жизни.
3) Особенности употребления вспомогательного глагола "do".
Некоторые грамматические особенности языка Шекспира связаны с
употреблением глагола "do" как вспомогательного, так как с XV века глагол
"do" начинает использоваться как вспомогательный глагол в составе
аналитических форм Present и Past Indefinite.
К этому времени система аналитических форм глагола почти сложилась, и,
хотя отдельные ее элементы еще не имели четко очерченных границ
употребления, материально были представлены почти все члены этой системы.
Таким образом, в языке наметилась тенденция к раздельному выражению таких
грамматических категорий глагола, как лицо, число (там, где они
представлены), и время, с одной стороны, и лексического содержания
глагольной формы с другой. В осуществление этой тенденции и появляются
аналитические формы у бывших простых форм глагола – Present и Past
Indefinite.
Тот факт, что именно глагол "do" стал использоваться для образования
аналитических форм Present и Past Indefinite, очевидно можно объяснить
тем, что глагол "do" был глаголом наиболее широкой семантики после глаголов
"be" и "have". Поскольку последние к этому времени уже были заняты как
вспомогательные глаголы, наиболее легко мог подвергнуться процессу
грамматизации и, следовательно, процессу лексического опустошения именно
глагол "do". Путь глагола "do", лексически полнозначного, к
вспомогательному был возможен еще и потому, что уже в среднеанглийский
период он широко употреблялся как глагол-заместитель, и, таким образом, уже
существовала тенденция использования его как носителя глагольных
грамматических категорий лица, числа и времени без самостоятельного
лексического наполнения.
С XV по XVII века формы с "do" в повествовательных утвердительных
предложениях часто употреблялись без всякого различия в значении по
сравнению с простыми формами глагола. Так, у Шекспира встречаются сочетания
"do + infinitive" в утвердительных предложениях, не имеющих никакого
эмоционального оттенка:
“If you do meet Horatio and Marcellus, the rivals of my watch, bid
them make haste.” (I, 1)
“And now no soil nor cautel doth besmirch the virtue of his will.”
(I, 3)
“With all my love I do commend me to you.” (I, 5)
“If thou dost marry, I’ll give thee this plague for thy dowry.” (III,
1)
“The lady doth protest too much, methinks.” (III, 2)
“… in which our valiant Hamlet … did slay this Fortinbras; who… did
forfeit, with his life, all those his lands … to the conqueror.” (I, 1)
“… the funeral baked-meats did coldly furnish forth the marriage
tables.”
(I, 2)
“It lifted up its head and did address itself to motion.” (I, 2)
“Hadst thou thy wits, and didst persuade revenge, it could not move
thus.” (IV, 5)
Такие сочетания встречаются и в вопросительных, и в отрицательных
предложениях, то есть там, где мы бы употребили их сегодня:
“Do you consent we shall acquaint him with it?” (I, 1)
“Do you believe his tenders, as you call them?” (I, 3)
“Did he receive you well?” (III, 1)
“Did these bones cost no more the breeding, but to play at loggats
with ’em?” (V, 1)
“What dost thou mean by this.” (IV, 3)
“To whom do you speak this?” (III, 4)
“I was about to say something; where did I leave?” (II, 1)
“Why did you laugh then, when I said “man delights not me”?” (II, 2)
“You do not understand yourself so clearly …” (I, 3)
“Ophelia, do not believe his vows.” (I, 3)
“… your sum of parts did not together pluck such envy from him as did
that one.” (IV, 7)
“Not that I think you did not love your father ...” (IV, 7)
Однако наряду с этим в вопросах и отрицательных предложениях нередко
употребляются и формы без "do":
“What think you on’t?” (I, 1)
“What says Polonius?” (I, 2)
“Why seems it so particular with thee?” (I, 2)
“Hold you the watch to-night?” (I, 2)
“… say’st thou so?” (I, 5)
“How fares our cousin Hamlet?” (III, 2)
“Madam, how like you this play?” (III, 2)
“Goes it against the main of Poland, sir, or for some frontier?” (IV,
4)
“Know you the hand?” (IV, 7)
“Why ask you this?” (IV, 7)
“What call you the carriages?” (V, 2)
“Stay’d it long?” (I, 2)
“Then saw you not his face?” (I, 2)
“What, look’d he frowningly?” (I, 2)
“Came this from Hamlet to her?” (II, 2)
“What said he?” (II, 1)
“In what particular thought to work I know not.” (I, 1)
“I pray thee, stay with us; go not to Wittenberg.” (I, 2)
“I heard it not.” (I, 4)
“Pity me not.” (I, 5)
“… yet he knew me not at first …” (II, 2)
“If you love me, hold not off.” (II, 2)
“We think not so, my lord.” (II, 2)
“… this brain of mine hunts not the trail of policy …” (II, 2)
“… if he love her not.” (II, 2)
“I loved you not.” (III, 1)
“… it touches us not.” (III, 2)
“I understand you not, my lord.” (IV, 2)
“I saw them not.” (IV, 7)
Таким образом, в эпоху Шекспира употребление вспомогательного глагола
"do" как в утвердительных, так и в вопросительных и отрицательных
предложениях было факультативным.
4) Особенности формирования отрицательных предложений.
Ранненовоанглийский представляет собой новый этап в развитии
отрицательных предложений: на смену преимущественно полинегативному
построению, то есть, когда отрицательное предложение имеет в своем составе
несколько отрицательных элементов, приходит обязательное мононегативное
построение.
Первое изменение в этом направлении произошло из-за выпадения
отрицательной частицы "ne". А, так как частица "ne" в среднеанглийском
выступала в основном в предложениях с одним обобщающим членом, то после ее
выпадения мононегативность закрепляется именно в предложениях с одним
отрицательным обобщающим членом:
“And then, they say, no spirit can walk abroad.” (I, 1)
“We doubt it nothing: heartily farewell.” (I, 2)
“There needs no ghost, my lord, come from the grave to tell us this.”
(I, 5)
“I heard thee speak me a speech once, but it was never acted.” (II, 2)
“We are arrant knaves all: believe none of us.” (III, 1)
“I never gave you aught.” (III, 1)
“None wed the second but who kill’d the first.” (III, 2)
“Do you see nothing there?” (III, 4)
Параллельно этому типу мононегативного построения развивался и другой:
с отрицанием при глаголе и положительным обобщающим членом:
“Thou canst not then be false to any man.” (I, 3)
Появление этого типа свидетельствовало о двух тенденциях: о
разграничении отрицательных и обобщающих местоимений и наречий, а также о
выделении особого типа отрицания – предикативного, то есть отрицания при
одном из членов предикативного комплекса:
“He hath not fail’d to pester us with message.” (I, 2)
“For nature crescent does not grow alone in thews and bulks.” (I, 3)
“His will is not his own.” (I, 3)
“You must not take for fire.” (I, 3)
“You need not tell us what Lord Hamlet said.” (III, 1)
С XVI века появляется, таким образом, разграничение предикативого (при
подлежащем или сказуемом) и непредикативного (при второстепенных членах
предложения) отрицания. Это разграничение соответствует тому этапу развития
простого предложения, когда вырабатываются средства четкой передачи
отношений между членами предикативного комплекса – подлежащем и сказуемым:
устанавливается твердый порядок слов, появляется "do" в вопросительных
предложениях.
В предложениях с несколькими отрицательными обобщающими членами (с
отрицательными местоимениями или наречиями) появляется тенденция к
употреблению грамматического показателя отрицания только один раз – при
одном из членов предикативного комплекса, то есть в составе подлежащего или
сказуемого.
Следует отметить, что и в современном английском языке наблюдается
преимущественное употребление предикативного отрицания, то есть предложений
с отрицательным элементом в составе подлежащего или сказуемого.
Но, несмотря на эти общие тенденции развития отрицательных
предложений, в ранненовоанглийский период сохранилась до некоторой степени
возможность употребления нескольких отрицательных слов в части предложения,
группирующегося вокруг одного сказуемого. Это явилось отголоском того, что
в среднеанглийский период полинегативное оформление предложений было почти
единственным способом построения отрицательных предложений.
Полинегативные предложения создавались путем сочетания глагольного
отрицания с отрицательными местоимениями или наречиями, а также в
результате употребления двух или трех отрицательных местоимений и наречий
без отрицания при глаголе.
Этот тип построения преобладал в среднеанглийском в тех предложениях,
в которых выступали, по крайней мере, два отрицательных обобщающих члена:
два отрицательных местоимения или наречия или отрицательное местоимение и
отрицательное наречие.
В тексте Шекспира мы находим следующие примеры полинегативного
построения отрицательных предложений:
“It is not nor it cannot come to good.” (I, 2)
“Man delights not me; no, nor woman neither.” (II, 2)
“I remember, one said there were no sallets in the lines to make the
matter savoury, nor no matter in the phrase that might indict the
author of affection.” (II, 2)
“Nor do not saw the air too much with your hand, thus.” (III, 2)
“Be not too tame neither.” (III, 2)
“This world is not for aye, nor ’tis not strange that even our loves
should with our fortunes change.” (III, 2)
“Nor sense to ecstasy was ne’er so thrall’d.” (III, 4)
“Nor did you nothing hear?” (III, 4)
“For none, neither.” (V, 1)
“Nothing, neither way.” (V, 2)
Выводы.
В данной работе через призму явлений, происходивших в языке
ранненовоанглийского периода, были исследованы основные грамматические
особенности языка Вильяма Шекспира. Так как грамматику мы делим на
морфологию и синтаксис, признавая и за морфологией, и за синтаксисом свои
особые закономерности и свойственные им формы, то и грамматические
особенности языка Шекспира мы рассматривали по этим разделам.
Что касается морфологических особенностей языка Шекспира, то слово у
него легко переходит из одной грамматической категории в другую. От любого
существительного или прилагательного может быть образован глагол.
Прилагательные свободно употребляются как наречия и существительные.
Непереходные глаголы у Шекспира могут приобретать переходное значение, а
переходные иногда употребляются в непереходном значении.
Глагол у Шекспира еще не утратил способность передавать значение лица.
Типичными окончаниями второго лица единственного числа являются окончания
"-st" и "-est". Однако эта форма, связанная с личным местоимением "thou", в
этот период постепенно вытесняется из обычного литературного языка. В
третьем лице единственного числа наблюдаются колебания между окончанием "-
(e)th" и "-(e)s", заимствованным из северного диалекта. Эти формы
встречаются в шекспировском тексте, по-видимому, без каких-либо
стилистических различий. Однако видно, что форма на "-(e)s" уже вытесняет
форму на "-(e)th", так как последняя встречается в три раза реже.
В эпоху Шекспира во многих сильных глаголах еще господствовала
неустойчивость в гласных, а также встречались случаи, когда причастие
второе совпадало по форме с прошедшем временем в глаголах, у которых эти
формы теперь различаются. При этом Шекспир нередко формировал причастие
второе без помощи окончания "-en" там, где в современном языке это
необходимо.
К ранненовоанглийскому периоду относится возникновение Continuous как
единой аналитической формы. В это время глагол "to be" полностью проходит
процесс грамматизации и превращается во вспомогательный. Тем не менее, в
тексте Шекспира формы длительного вида встречаются еще сравнительно редко.
У Шекспира налицо развитая система перфектных форм. И, хотя в течение
ранненовоанглийского периода происходит дальнейшее ограничение употребления
глагола "to be" в качестве вспомогательного глагола аналитической формы
перфекта, у Шекспира иногда встречаются формы перфекта от глаголов движения
с вспомогательным глаголом "to be".
Система наклонений развивается в ранненовоанглийский период в сторону
роста аналитических форм. В области сослагательного наклонения постепенно
расширяется употребление форм, образованных с помощью вспомогательных
глаголов "should, would, might" и частично "may". При этом Шекспиром в
условных периодах употребляются как формы синтетического конъюнктива, так
и формы аналитического кондиционалиса. Кроме того, Шекспир очень широко
употреблял сослагательное наклонение, которое по форме тождественно с
инфинитивом.
Насыщенность шекспировского стиля образностью в сочетании со сжатостью
особенно наглядна в составных прилагательных. Шекспир широко употреблял
составные прилагательные, которые он образовывал путем словосложения.
Морфологические формы сравнения и сочетания с "more, most" употребляются у
Шекспира в независимости от количества слогов. Также достаточно часто
употребляются плеонастические сочетания, то есть сочетания с "more" или
"most" с морфологической формой сравнения. Это говорит против того, что
слова "more" и "most" были средствами образования аналитических форм
степеней сравнения.
В эпоху Шекспира еще широко употреблялись местоимения "thou, thy,
thine, thee", возвратная форма "thyself". При этом "mine" и "thine" в
качестве определения употребляются у Шекспира перед словами, начинающимися
с гласного звука, а "my" и "thy" – перед словами, начинающимися с
согласного.
В области местоимений произошло важное изменение, связанное с тем, что
местоимение "you" начало вытеснять "thou". В устах главных действующих лиц
Шекспира "thou" часто имеет специфические оттенок и придает фразе особый
колорит. Оно может выражать приятельское расположение, чувство, может быть
знаком возмущения, негодования, ненависти. Иногда "thou" и "you"
подчеркивают социальное неравенство.
Употребление предлогов в ранненовоанглийский период продолжает
возрастать. У Шекспира употребляются сочетания с предлогом "of" для
выражения действующего лица при страдательном залоге. Однако постепенно
развивается и употребление предлога "by" для этой цели у Шекспира
встречаются такие случаи. Предлог "on" часто употребляется Шекспиром там,
где в современном языке используется "of" в значении "about".
Что касается синтаксических особенностей языка Шекспира, то следует
отметить гораздо меньшую строгость в построении фразы по сравнению с
синтаксисом сегодняшнего дня. Мы наблюдаем инверсию главных членов
предложения и обратный порядок следования ведущего и зависимого членов
словосочетания.
Кроме того, для сжатого стиля Шекспира типичен „эллипс”, то есть
пропуск явно подразумеваемых контекстом слов.
В ранненовоанглийский период глагол "do" начинает использоваться как
вспомогательный глагол в составе аналитических форм Present и Past
Indefinite. У Шекспира формы с "do" в повествовательных утвердительных
предложениях часто употребляются без всякого различия в значении по
сравнению с простыми формами глагола. Такие сочетания встречаются и в
вопросительных, и в отрицательных предложениях, то ест там, где мы бы
употребили их сегодня. Однако наряду с этим в вопросах и отрицательных
предложениях нередко употребляются и формы без "do".
Ранненовоанглийский представляет собой новый этап в развитии
отрицательных предложений. На смену отрицательным предложениям с
несколькими отрицательными элементами приходит обязательное построение
предложений с одним отрицательным элементом. В то же время в эпоху Шекспира
сохраняется до некоторой степени возможность употребления нескольких
отрицательных слов в части предложения, группирующегося вокруг одного
сказуемого. Такие предложения создавались путем сочетания глагольного
отрицания с отрицательными местоимениями или наречиями, а также в
результате употребления двух или трех отрицательных местоимений или наречий
без отрицания при глаголе.
Таковы грамматические особенности языка Вильяма Шекспира, отразившие
основные тенденции в грамматическом строе ранненовоанглийского языка.
Библиография.
1) Аракин В.Д. История английского языка. М., 1985
2) Иванова И.П. Чахоян Л.П. История английского языка. М., 1976
3) Ильиш Б.А. История английского языка. М., 1968
4) Морозов М.М. Статьи о Шекспире. М., 1964
5) Смирницкий А.И. История английского языка.
(Среднеанглийский и новоанглийский период). Курс лекций. М., 1965
6) Ярцева В.Н. Историческая морфология английского языка. М., 1960
7) Ярцева В.Н. Исторический синтаксис английского языка. М., 1961
8) Ярцева В.Н. История английского литературного языка IX – XV веков.
М., 1985
9) Abbott E. A Shakespearean Grammar. L., 1929
10) Rastorgyeva T.A. A History of English. M., 1983
11) William Shakespeare Two Tragedies. М., 1985
Морозов М.М. Парфенов А.Т. Комментарий. Язык Шекспира. |
